Гарри Гаррисон - Планета райского блаженства (сборник) Страница 30

Пришлось потрудиться. На Земле такое едва бы удалось, но гравитация на Луне гораздо слабее. Найдя трещину над головой, Дэйв вбил туда отвертку. Подтянулся на ней, отыскал новую трещину и вбил вторую отвертку. Так потихоньку и залез.

Наверху прилег ненадолго – надо было отдышаться, глотнуть воды. Подключил пластиковую бутыль к трубке, проведенной в шлем. Напился вволю, затем пошел дальше.

Впереди устремлялся вверх последний склон. Уже виднелся луноход, разбившийся о скальный выступ.

До сих пор Дэйв соблюдал осторожность, но желание узнать, что же стряслось с другом, перевесило. Он запрыгал во всю мочь, отталкиваясь от склона, вздымая клубы пыли, взмывая вверх прежде, чем рассыпа́лась мягкая порода под ногами.

И вот он стоит перед разбитой машиной, смотрит на неподвижную фигуру, склонившуюся вперед, зажатую разбитой техникой.

– Тим! – закричал Дэйв. – Что с тобой? Ты жив?

Но неисправная рация не ответила.

Опоздал…

Друг мертв.

Дэйв осторожно забрался в покалеченный луноход.

Тим пошевелился, повернулся – взглянуть на источник шума.

– А я уж думал, конец! – выговорил Дэйв, прижавшись шлемом к шлему товарища. – Вызывал тебя, вызывал…

– Рация отказала. Теперь-то мы слышим друг друга, потому что звук идет через металл. Да и заснул я.

– Заснул? – Дэйв расхохотался. – Ну и крепкие же у тебя нервы!

– Я знал, что ты придешь, оставалось только дождаться, – проговорил Тим спокойно.

Мысль о том, что друг обязательно явится на выручку, поддерживала и успокаивала в бесконечные часы ожидания.

– Кстати, мне ноги зажало, не выбраться. Можешь меня высвободить?

– Здесь кое-что имеется как раз на такой случай.

Дэйв покопался в инструментальном ящике, закрепленном на луноходе, и вытащил ножовку.

Мягкий алюминий резался без труда. Дэйв осторожно высвободил напарника, помог выбраться наружу. И только тогда заметил, что Тим прикусил губу, а на лбу блестят капли пота.

– В чем дело?

– Боюсь, у меня нога сломана, – ответил Тим. – Вернуться к ракете будет непросто. Может, нам лучше установить ретранслятор и вызвать помощь?

– Увы, ретранслятор теперь – бесполезный хлам, разнесло вдребезги. Надо возвращаться на своих двоих. Только ногу твою подремонтировать…

– Лучше возвращайся без меня.

– Рехнулся? Даже если на спину тебя взвалю, и то управлюсь без проблем.

– Без проблем не получится. Времени не хватит, до рассвета меньше двенадцати часов. Если не укроешься в ракете, погибнешь от радиации. Дэйв, иди. Один из нас должен вернуться на базу и описать в подробностях, что здесь произошло. Сам ты успеешь дойти, но не со мной на спине.

– Без тебя не пойду, – сказал Дэйв угрюмо.

– Придется.

Дэйв посмотрел на разбитый луноход, хмурясь, – и вдруг на лице появилась улыбка. Она расползалась все шире, и наконец астронавт расхохотался.

– Эй, приятель! – крикнул он, показывая на радиаторы. – Да мы вернемся вместе, и к тому же стильно!

– Ты о чем?

– Сейчас покажу, – пообещал Дэйв и снова потянулся за ножовкой.

Радиаторы предназначались для отвода избыточного тепла от миниатюрного атомного реактора. Представляли собой плоские черные металлические коробки, привинченные к бокам лунохода. Размеры – дюйм в толщину, восемь в ширину, длина более восьми футов. Дэйв осторожно отсоединил оба, загнул носы вверх.

– И что они тебе напоминают? – спросил у напарника.

– Такой несуразности я не видел ни на Земле, ни на Луне. Впрочем, на пару лыж похоже.

– Наконец-то догадался! Мы займемся горнолыжным спортом!

– Но это… это же невозможно!

– Ну так смотри и удивляйся.

Кусками пластика Дэйв примотал импровизированные лыжи к своим ногам.

– Готово, – объявил он весело. – Теперь полезай ко мне на спину. Боюсь, с ногой ничего не поделать, пока ты в скафандре.

– Он-то как раз и помогает, держит словно гипс. Но учти: я отродясь на лыжах не катался!

– Вот и хорошо. Я-то немало походил на лыжах с рюкзаком – чем лучше ты изобразишь неподвижный тюк, тем удобнее будет мне. Лезь на закорки, хватайся за шею, а я за ноги твои возьмусь. И поедем!

– И все-таки мне кажется…

– Пусть кажется, поздно передумывать! – отрезал Дэйв, подкатываясь к краю и отталкиваясь. – Поехали!

Он уже не думал о лежащих впереди двадцати девяти милях пустыни. Сосредоточился на освоении нового спортивного снаряда. Для начала сдвинул носки лыж вместе, притормаживая. Когда решил, что почувствовал баланс и управляемость в полной мере, поставил лыжи параллельно, и скорость возросла.

– На Земле ни за что не поверят! – воскликнул Дэйв и расхохотался, несясь вперед все быстрее, без труда удерживая равновесие.

В самом деле, вот это слалом! На Земле с таким ничто не сравнится!

Скала впереди приближалась с угрожающей скоростью. Дэйв перенес вес на одну лыжу и описал плавную дугу, огибая препятствие.

– Что случилось? – спросил встревоженный Тим.

– Абсолютно ничего! Просто вильнул, чтобы на камень не налететь. Сейчас еще немного покручусь, надо снизить скорость.

И Дэйв принялся выписывать плавные кривые на склоне, перенося вес с лыжи на лыжу и ощущая, как в полной тишине проносится внизу идеально гладкая пыльная поверхность.

В мгновение ока друзья оказались на дне кратерной чаши. До ракеты уже рукой подать. Вместо обычного торможения сдвигом носков – эффектный разворот боком, скольжение на рантах и фонтаны пыли. Дэйв остановился рядом с пандусом корабля.

Тим осторожно сполз, оперся на здоровую ногу.

– Отличный склон! – заявил Дэйв, отвязывая лыжи. – Вот бы еще разок прокатиться.

– Только без меня, – отозвался Тим. – На мне каждый волос поседел от страха.

Он обернулся, глянул на невероятно длинный склон, оставленный позади. Солнце лишь касалось верхушек гор – времени достаточно, чтобы подняться в ракету и спастись от губительной радиации.

– Спасибо! – сказал он другу, не в силах отыскать иные слова.

– Тим, это мне следует тебя поблагодарить. Похоже, мы изобрели новый вид спорта, лунный слалом! Жаль, что ты нисколько не интересуешься спортом.

Потом Дэйв помог напарнику забраться в ракету.

– Не интересуюсь? – спросил Тим, усевшись наконец в кресло и сбросив скафандр. – Признаюсь, ты меня заразил. А ну-ка, давай сюда «Спортивное обозрение»!

Бомбардировщик обороны

Перевод Геннадия Корчагина

«Окура» – типичная японская гостиница. Иными словами, это средоточие деловой активности, настоящий муравейник. Все куда-то спешат: носятся портье, суетится клиентура; везде живые потоки, от разнообразных ресторанов на нижних этажах до баров и кафе в башне, что смотрит окнами на романтически иллюминированное море городского смога.

Трое в черных строгих костюмах имели азиатскую внешность, но с тем же успехом они могли быть и невидимками. Сквозь толпу эти люди пробирались с такой естественной легкостью, что их перемещений не замечал никто. Разными путями поднялись на девятнадцатый этаж и, встретившись как бы совершенно случайно, приблизились к двери с табличкой 1913.

Там самый крупный из них подождал, пока опустеет коридор, и тихо постучал. Дверь тотчас отворилась, на пороге стоял молодой человек, недоумевающее вглядываясь в лица пришедших.

– Иран Туан Нхам? – осведомился самый рослый.

Парень в дверях кивнул.

И как будто это послужило сигналом к действию, трое устремились вперед. Иран Туан Нхам вздрогнул от испуга, но не успел он и рта раскрыть, как прозвучал слабый хлопок, будто двумя книгами стукнули друг о дружку, и пуля из револьвера с глушителем пробила сердце. Упасть молодому человеку не дали, его подхватили и внесли внутрь, и дверь моментально закрылась за убийцами. Уже через несколько секунд официант прокатил мимо сервировочный столик, но не заметил ничего подозрительного.

Иран Туан Нхам бесстрастно глядел в иллюминатор. Тихоокеанская синева в солнечных блестках осталась позади, «Боинг-707» авиакомпании «Эр Джапан» пересек береговую линию с каемками пляжей, пролетел над изрезанной автострадами калифорнийской сушей и сбросил скорость, начиная длинный разворот. Вот опустились закрылки и вышли шасси, а он все снижался, будто целился в белые башни Сан-Диего. Вот и они проскочили мимо, и колеса коснулись взлетно-посадочной полосы аэропорта «Линдберг-филд». Борт 398, совершивший рейс Токио – Сан-Диего, прибыл на место назначения.

Иран Туан Нхам неторопливо собрался, снял с вешалки над головой плащ и встал в очередь к трапу.

Джон Патрик Ханрахан отдал таможне США двадцать три года и к службе приноровился неплохо. Ни любви к ней, ни ненависти не испытывал – просто делал свое дело. Здесь все рутина, даже повышенная бдительность. Доводилось ему сталкиваться и с контрабандой алмазов, и с транспортировкой героина, да и просто обкуренных выявлять и задерживать, – нарушителя всегда выдает нервозность, повышенное потоотделение или другие странности во внешности и поведении. С азиатами, понятное дело, посложней, они ведь все на одно лицо. Черные волосы, желтоватая кожа и эти характерные глаза… Ни улыбки, ни эмоций каких. Вот этому парню, если паспорту верить, двадцать три. Но точно так же вьетнамец может выглядеть и в тринадцать, и в тридцать три. Род занятий – студент.