Путь. - Владимир Волев Страница 30

Вглядываясь в эту пустоту, Арсений чуть было не пропустил момент, когда другой кусок, неподалеку от первого, отвалился и рассыпался в пыль, ударившись об пол. Вот это уже было действительно странно. В прошлый раз, конечно, кусочков реальности, может, и не хватало, но теперь они попросту отпадали от стен и разбивались о доски пола. Оглядевшись, Арсений заметил, что это происходит повсеместно, и с каждой секундой таких кусочков становилось всё больше и больше. Стало действительно страшно.

Арсений посмотрел на хорька, которого недавно принял за Бо, но это точно был другой зверь, и теперь, как и прежде, он попросту бегал по клетке кругами, как не слишком живая декорация. В смятении Путешественник выбежал в комнату и краем глаза заметил, что на портрете произошли некоторые изменения, неприметные с первого взгляда. Теперь китаец держал в руке свиток и внимательно в него вглядывался, но стоило повернуть голову и присмотреться, как портрет поменял положение и, искоса взглянув в глаза Путешественника, указал пальцем на стол.

На столе горела лампа, и действительно лежал свиток, так похожий на тот, что в свое время Арсений изучал в Срединном мире. Символы на нём были начертаны китайскими иероглифами, так что прочесть их не представлялось возможным.

— Ну и что мне с этим делать? — сгоряча крикнул наш герой и обернулся.

Учитель на портрете пристально изучал манускрипт, но когда Арсений попытался приглядеться, китаец с недоумением и даже слегка паникуя смотрел вверх. Подняв глаза, Путешественник увидел, чему тот так удивлялся, но испытал другое чувство — страх. Первобытный страх, который испытывал человек на заре времен, когда на него накатывала ночь. Страх сковал его и не давал отвести взгляда от участка стены, который медленно оторвался из-под потолка и с тихим шелестом полетел вниз, а потом со всего маху разлетелся в пыль. За этим полуметровым куском зияла непроглядная тьма. Арсений оцепенел, его реальность разваливалась, и теперь ничего уже было не поделать.

В надежде на чудо, он взглянул на портрет, на котором теперь был изображен разъяренный китаец, замахнувшийся палкой, но когда Арсений чуть двинул головой, тот опять начал пристально изучать свиток. Собрав все оставшиеся силы и храбрость, наш герой тоже уставился в лежавшую на столе рукопись, и через несколько секунд самая большая надпись сверху поплыла и стала видоизменяться. «Беги на крышу!» — гласила она, и спорить с этим как-то не хотелось. Прихватив свиток, Арсений что было сил понесся к лестнице, параллельно наблюдая, как разваливается его мир. Всё бóльшие куски отваливались от стен, а вместо окон кое-где образовывались зияющие черные дыры. Силы были уже на исходе, но, увидев это, у Арсения словно открылось второе дыхание, и он стремглав проскочил два пролета и выбил ногой дверь на крышу. С небом происходило то же самое: оно обращалось в пыль. Всё вокруг становилось пылью и улетало вдаль, ведомое ветром. Выбежав на середину крыши, Арсений развернул манускрипт и стал пристально всматриваться в иероглифы. Кое-где в крыше уже зияли черные дыры.

Немного погодя, символы стали видоизменяться, один за другим они принимали вид букв. Надпись гласила: «Времени на размышление нет, сейчас всё зависит от того, доверяешь ли ты сам себе и поверишь ли глупому свитку. Реальность разваливается — и это из-за того, что ты умираешь. Ты успел выскочить из другого мира, но до конца перебраться в реальность, увы, сил не хватило. Твое сознание застряло на полпути. Теперь ты на перепутье, эдакое чистилище, если хочешь. Есть два варианта: ты либо остаешься там и погибаешь вместе с той реальностью, и это будет не больно, ты просто растворишься. И второй вариант: сейчас со всего маха ты прыгаешь вниз, твое тело погибает там, а сознание возвращается в реальность. Решай быстрее. Прыгай уже, у тебя мало времени!»

Манускрипт явно был написан Учителем и, взглянув на солнце, Арсений мгновенно принял решение. На солнце зияла дыра. Разбежавшись и прокричав под нос ругательства, он прыгнул с рассыпающейся крыши и полетел вниз.

* * *

Китаец прижимал судорожно дергающееся и хватающее ртом воздух тело Арсения к кровати. Это не слишком помогало, но хотя бы позволяло избежать увечий. Открывая и закрывая глаза, Путешественник видел три мира одновременно: мир Паутины, где он умер, мир Сна, где он покончил с собой, сиганув с крыши, и мир реальный, где сейчас был близок к смерти. По крайней мере, его тело постоянно намекало ему на это — болело всё, хотя внешних повреждений не было, лишь синяки да ссадины, но он отчетливо чувствовал пулю внутри себя и то, что шея, скорее всего, сломана.

— Не двигайся, так будет лучше, — сказал, поглаживая Арсения по голове, китаец, — не все проходят это испытание.

— Что это значит? — сквозь зубы процедил Арсений. — Почему так всё болит?

— Это фантомные боли, ты одновременно чувствуешь всё, что с тобой могло произойти. Ну или произошло, это как посмотреть. С одной стороны, твой организм в полном порядке, но сознание помнит всё, что случилось, помнит и не дает телу забыть.

— Но, но я же умер, это было так… так реально…

— Ты и умер в каком-то смысле. Ни мира, в котором ты был, ни тебя там больше нет, поэтому всё так болезненно. На вот, выпей отвар, он должен немного помочь. — Учитель протянул склянку, от которой неприятно пахло тем самым зельем, что помогло в прошлый раз. Он продолжал: — Когда мир оказывается сильнее тебя, и ему удается доминировать, то есть ранить или даже почти убить Путешественника, то сознание попадает в мир Сна, чтобы хоть как-то прийти в себя. В твоем случае реальность разваливалась, потому что ты был при смерти, и если бы ты не прыгнул, то сознание не вернулось бы в тело, а осталось в Срединном мире до скончания времен, скитаясь…

— А что случится, если меня убьют в другом мире? Меня давно мучает этот вопрос, — перебил Учителя Арсений.

— Это остается загадкой даже для меня… Никто не может сказать точно, потому что было всего несколько случаев…

— Как, значит, кого-то всё же убивали? И что с ними было потом?

Старец явно погрустнел от этого вопроса и попытался встать и скрыться на кухне, но Арсений резко схватил его за руку, не дав уйти от ответа.

— Я бы не очень хотел говорить об этом.