Александр Громов - Тысяча и один день Страница 30

– Так скоро?

– А ты что себе думал, Тим, – прищуривается Вокульский, – звезды ползут еле-еле? Они, представь себе, летают!

Уже представил...

– Этому вообще можно верить? – хватаюсь я за последнюю соломинку. – Не деза?

– Не надейся. Кому нужна такая деза?

Ясно. Вот так и живешь, так и варишься в собственном соку, пока кто-то не хряпнет тебя дубиной из-за угла. Расслабился? Зря. Получай!

И я тоже хорош: возомнил свои ничтожные проблемы глобальными! Да тьфу на них и растереть! Много ли смысла в том, чтобы дергаться сейчас, если через три года не будет вообще НИЧЕГО: ни меня, опасного для общества телепортирующего эксмена, ни этого коттеджа с моей пленницей и ее кошкой, ни единого разумного существа на планете, не говоря уже о всяческих механизмах? Виртуального Вокульского, между прочим, тоже не будет...

А зачем, интересно знать, он мне все это рассказал? Чтобы я без малого три года маялся, зная, что в точно выверенный момент с астрономической неизбежностью обращусь в ничто, в веер сумасшедших квантов и нейтрино? Или чтобы я унялся и оставил его в покое до конца отпущенного ему времени?

Нельзя говорить правду смертельно больному, ну нельзя! Это жестоко! Но разве Вокульский врач, чтобы следовать этому правилу?

Ах ты, Тимофей Гаев, Тим Молния, гладиатор, отважная, мускулистая... и дрожащая тварь! Не держишь удара, боец. Час назад ты постыдно паниковал, а сейчас и вовсе опустил руки. Осталось разве что распустить сопли и захныкать...

– Что-нибудь можно сделать? – слышу я свой шепот.

– Что делается, ты уже знаешь, – отвечает Вокульский. – Вопрос в том, насколько средства, имеющиеся в распоряжении человечества, окажутся эффективными... а этого пока не знает никто. Следовательно, – он иронически улыбается, – ничем нельзя брезговать, подавай сюда веревочку, и веревочка сгодится! Как ты думаешь, для чего тебя ловят – чтобы выяснить суть феномена, а затем с большим удовольствием уничтожить? Жди. Не то время, чтобы выбрасывать веревочки. Кто может знать, не окажется ли полезен подконтрольный телепортирующий эксмен? Самая оголтелая баба, и та понимает: ради жизни на Земле стоит поскрипеть зубами – оттого-то и ищут повсюду тебя и тебе подобных...

– Подобных мне?!

Виртуальный облик Вокульского фыркает – вид у меня, ошарашенного, должно быть, препотешный.

– Вас пятеро. То есть было пятеро до вчерашнего дня. Вчера, избегая ареста, один из вас телепортировал на крышу дома и бросился оттуда вниз головой. Его не успели предупредить, что обстановка изменилась. Очень жаль, мы возлагали на него особые надежды. Второй – ты. Третий из вас – безногий и слепой негр из Сомали, он давно на примете у спецслужб, но вряд ли они сделают на него ставку – уж очень немощен и плохо телепортирует. Четвертый – новозеландец – уже год в бегах, и о нем нет ни слуху ни духу. Пятый – пятилетний китайский мальчик из Гуанчжоу. Уже изолирован, но вряд ли на что пригодится – чересчур мал. Словом, лучше тебя на сегодняшний день никого нет, но ты не уникум, уж прости...

– Почему ты не говорил этого раньше? – спрашиваю я, кусая губы.

– Ну, Тим... – Вокульский качает головой. – Ты еще не руководитель подполья...

Понятно. Меня не касается даже то, что меня напрямую касается. Очень знакомо.

– Как меня хотят использовать?

– Этого я не знаю. Спроси у них.

Час от часу не легче.

– Что ты предлагаешь лично мне? – спрашиваю я. – Пойти и сдаться?

– Да.

Вокульский продолжает улыбаться.

– Короче говоря, если ты еще не понял, что настал тот самый случай, которого мы ждали полторы сотни лет, то позволь тебе заявить: это тот самый случай. Упустить его – глупость и преступление. Иди и смело ставь условия своего сотрудничества. Держись наглее. Зубы тебе, возможно, и проредят, но выслушают.

– Угу, – мрачно говорю я, – зубы. Пристегнут к зубоврачебному креслу, вставят в рот распорку, милейшая докторша включит бормашину...

На экране, помимо лица Вокульского, появляется его рука, и этой рукой он пренебрежительно машет – словно отмахивает виртуальную муху.

– Помнишь свою лабораторию? Там в последнее время ремонта не делали?

– Вроде нет.

– Как войдешь в дверь... хотя зачем тебе дверь?.. в общем, первый плинтус справа от двери. Оторви его. Найдешь две стеклянные капсулы, в них твой шанс. Одну капсулу положи в рот, только не раскуси случайно, вторую держи в кармане и иди сдавайся. Лучше всего сразу в Главное Управление эф-бэ, сэкономишь время и нервы. Адрес тебе сказать?

– Я знаю. Что в капсулах?

– Смерть. Цианид лития. Достаточное основание, чтобы повести торг.

– А почему не цианистый калий?

Вокульский беззвучно хохочет.

– Зря ты не изучал токсикологию... не задавал бы тогда глупых вопросов. Убивает ион це-эн, а не то, что к нему прицеплено, понятно? Быстрая, безболезненная смерть. В одной капсуле хватит отравы на пятерых. Кстати, солями лития издавна лечат буйнопомешанных... успокаивают их. Так вот, можешь мне поверить: среди всех солей лития литий-це-эн – наиболее радикальное успокаивающее средство... Проверять на себе не советую.

Он еще шутит.

– Не буду, – ворчу я. – Уговорил. А что я должен требовать? Уравнения эксменов в правах с людьми?

Вокульского просто корчит от хохота, а мною мало-помалу овладевает злость. Здоровая ли, нет ли – не знаю. Но, кажется, я опять в форме.

– Забавно на тебя смотреть, ей-ей, – говорит Вокульский, отсмеявшись, и костяшкой пальца вытирает углы глаз. – Что с тобой, Тим? Да ляпни ты такое – кто станет с тобой разговаривать? Женщины охотнее погибнут все до единой, чем согласятся уравнять с собой мужиков, это понимать надо! Нет уж, ты требуй чего-нибудь реального, чтобы они поморщились, поломались и натужно согласились. Нужен прецедент, первая трещина в монолите – а уж потом мы вобьем клин в эту трещину и медленно, очень медленно развалим глыбину на части. Конечно, в том случае, если человечество сумеет отбиться на этот раз. Иного пути не вижу. Может быть, пройдет одно поколение, а может быть, и десять, не знаю. Лучше бы десять – чем больше временной буфер, тем меньше глупостей будет сделано. Ты со мной согласен?

– Нет... Не знаю.

– Когда будешь знать, свистни мне – поспорим... А пока не знаешь, делай так, как я сказал. Сделаешь?

Самому влезть в хищную глотку? Не хочется, знаете ли. Организм возражает. Но трястись в ожидании поимки – страшнее.

– Сделаю.

– Сегодня же. Сейчас.

– Ладно... Еще увидимся.

– Вряд ли. – Вокульский очень серьезен. – Прости за откровенность, Тим, твои шансы выжить... эфемерны. Не хочу тебе врать, их практически нет в любом случае, сдашься ли ты или продолжишь со спецназом игры в прятки-догонялки. У тебя есть лишь шанс помереть не зря. Решать, конечно, тебе, но в любом случае – прощай!