Джек Уильямсон - Гуманоиды Страница 30

Форестер выдавил из себя улыбку:

— Доктор Питчер говорил мне все то же самое год назад. Но я до сих пор жив.

— Мы дадим вам эйфорид, и как можно скорее, сэр.

— Нет! — ужас, внушаемый самим словом «эйфорид», вновь овладел доктором, и он почти выкрикнул: — Со мной все будет в порядке. Фрэнк Айронсмит поможет мне освоиться в новом мире, и я не буду нуждаться в наркотиках.

— Лечение эйфоридом можно отложить до тех пор, пока вы не увидитесь с мистером Айронсмитом. Но мы не намерены откладывать его на более длительный срок, — ответила машина.

— Если я действительно буду нуждаться в медицинской помощи, я обращусь к доктору Питчеру, — пытался протестовать Форестер.

Гуманоид моментально ответил:

— Он вышел на пенсию. Ни одному человеку не позволено больше заниматься врачебной практикой, так как лекарства и хирургические инструменты могут оказаться чрезвычайно опасными. Кроме того, наши медицинские познания гораздо обширнее. А доктор Питчер сейчас пишет пьесу.

Форестер настаивал:

— В любом случае Айронсмит поможет мне.

Ожидая молодого математика, доктор сидел на широкой террасе виллы, молча глядя на расстилающуюся перед его взором пустыню. Солнце уже почти село, когда на посадочной площадке приземлился летательный аппарат в форме вытянутого яйца, переливающийся всеми цветами, какие только бывают на земле и на небе. Неподалеку маленький гуманоид двигал перед собой жужжащую газонокосилку, и до Форестера доносился запах свежескошенной травы. Сама по себе эта сцена выглядела вполне мирно, но доктор не мог забыть ни о стоящих за его спиной андроидах, ни о совершенно непозволительной свободе Айронсмита. Чем больше он размышлял об этом, тем меньше объяснений находил.

Ход его мыслей прервал мелодичный голос гуманоида:

— К вашим услугам, сэр. Мистер Айронсмит интересуется, не встретитесь ли вы с ним на борту самолета, чтобы отправиться в его новое жилище на побережье.

Даже вежливое бормотание машины действовало Форестеру на нервы. Он ожидал от предстоящего вечера чего-то нехорошего. Быстро поднявшись, доктор спустился к родомагнитному самолету и позволил двум андроидам помочь ему преодолеть ступеньки. Сквозь прозрачные стены машины он увидел Айронсмита, одиноко едущего на велосипеде в сторону самолета. Ветер легонько трепал его рыжие волосы, и сам молодой человек выглядел вполне жизнерадостно. Зависть завладела Форестером — в конце концов, просто несправедливо запрещать одним то, что позволено другим.

Доктор с горечью наблюдал, как математик оставил велосипед на террасе и бегом спустился к самолету. Закрытая дверь находилась на довольно большой высоте, трапа не было, но Айронсмит не попросил помощи гуманоидов, и машины спокойно наблюдали, как он самостоятельно взбирается на борт летательного аппарата. С нечеловеческой легкостью перекинув свое тело внутрь самолета, молодой человек с довольной улыбкой уселся на сиденье рядом с Форестером.

Скрытый рычаг захлопнул дверь, другой бесшумно поднял машину в воздух. В сгущающихся сумерках доктор позволил себе еще раз взглянуть на старое здание исследовательского центра. Оно пока стояло на своем месте, но экскаватор, перемалывающий в песок горную породу, вот-вот должен был вскрыть тайную шахту.

Стараясь больше не смотреть в ту сторону, Форестер с опаской повернулся к Айронсмиту, хотя математик вовсе не думал вести себя подобно гуманоидам. Молодой человек, словно из чувства солидарности, оставил свою сигару и предложил доктору жевательную резинку, пояснив:

— Это здорово помогает, если вы не можете курить.

Жвачка показалась Форестеру совершенно безвкусной, но он продолжал напряженно двигать челюстями, рассматривая плывущие под ними светящиеся крыши новых вилл, разбросанных тут и там на пути к побережью. Айронсмит рассказывал ему о тоннелях, которые гуманоиды вырыли, чтобы установить помпы и направить реки долины в эти засушливые земли.

Поднявшись высоко над Стармонтом, маленький корабль взмыл в фиолетовую ночь ионосферы, догоняя зашедшее солнце, а потом резко опустился на темный зазубренный край скалы возле здания, светящегося всеми окнами. В красных лучах заката поблескивали влажные черные камни, дорожка из которых когда-то соединяла островок с материком. Форестер молча смотрел на молодого математика, ожидая, пока тот начнет разговор.

Айронсмит негромко проговорил:

— Я называю это место Драконьей скалой в память о старом маяке, стоявшем здесь когда-то.

Форестер напряженно кивнул, опасаясь спросить, что же случилось со старой башней, Марком Уайтом и его странной командой.

— Очень хороший вид, правда?

Айронсмит невозмутимо кивнул в сторону нового дома, и доктор неохотно поднял голову, чтобы взглянуть на постройку. Золотые колонны и балкончики, остроконечные башенки со светящейся филигранью вовсе не вписывались в его понятия о хорошем вкусе. Высокую крышу покрывала яркая малиновая черепица. Айронсмит с гордостью провел Клэя по многочисленным залам и экзотическим садам, защищенным хрустальными загородками от холодного морского ветра.

— Восхитительно, вы не находите? — счастливо спрашивал он. — Я мог бы перебраться сюда, если бы было время и желание.

Форестер пристально взглянул на математика, размышляя, какие такие неотложные дела мешают ему переехать, потом со злостью обернулся на своих молчаливых стражей и, не выдержав, воскликнул:

— Не могли бы вы отослать их на время, чтобы мы могли поговорить наедине?

К его удивлению, Айронсмит спокойно кивнул.

— Если вам так хочется. Боюсь, что вы слишком остро реагируете на их присутствие. Может быть, я смогу изменить ваше мнение, — он повернулся к гуманоидам и произнес: — Пожалуйста, оставьте нас одних на полчаса. Я буду в ответе за безопасность мистера Форестера.

— К вашим услугам, сэр.

Невероятно, но машины послушно исчезли. Доктор внимательно посмотрел на Айронсмита, но увидел перед собой лишь спокойного, безвредного на вид молодого человека в поношенной одежде, с серыми дружелюбными глазами. Однако что-то в облике математика заставляло доктора похолодеть. Айронсмит гостеприимно указал Форестеру на дорожку, ведущую к дому, и провел его через огромный пустой двор, где воздух имел горьковатый привкус из-за гигантских малиновых грибов довольно причудливой формы, растущих в длинных золотых вазах. Сквозь хрустальную стену, преградившую им дорогу, можно было увидеть, как волны пенятся над черными камнями. Их шум отчетливо доносился до бывших коллег. Форестер глубоко вздохнул и задал давно волнующий его вопрос:

— Фрэнк, я хочу знать, что вы сделали с Марком Уайтом, его удивительным ребенком и остальными.