Николай Басов - Закон военного счастья Страница 30

– Переведите, – попросил капитан. – Я вашу цифирь все время путаю, времени не хватает выучить.

Парень в робе стал прямо, не глядя на дощечку, доложил:

– На запрос оставить лейтенанта Гринева в Одессе ответ отрицательный. Из Боловска требуют, чтобы Кима, Бурскина и Гринева срочно направили на восток, к Бумажному холму. Там возникла какая-то заваруха с пернатыми. Никто ничего не понимает, но в Белом доме надеются, они сумеют договориться.

Дондик с силой вдохнул в себя воздух, выдохнул и проговорил задумчиво:

– Вообще-то там капитан Достальский.

– Достальский получил повышение? – Ростик не мог не заметить этого, должно быть, по привычке того самого служаки, на которого не хотел походить.

– Получил. Если не остановится, скоро меня по чинам перерастет, – отозвался Дондик

Тогда и Ким не удержался:

– А Антон Бурскин, выходит, тоже тут?

– Тут, но в городе оставаться не любит. – Дондик мельком посмотрел на Кима, чтобы уловить, понял ли тот скрытый смысл этой сентенции. Ким, разумеется, понял, тогда капитан продолжил: – Все больше по полям на юге болтается. Где я и оставил его за старшего… Вам придется его подхватить по дороге.

– Значит, операция с викрамами отменяется? – задал довольно глупый вопрос Борода.

– Видишь – иду собираться, – сказал Ростик через плечо и зашагал по улице.

– Да, если дело там до стрельбы дошло, лучше вылететь побыстрее. Прямо сейчас. Как, Ким, сумеешь? – просил Дондик.

– А что, – ответил Ким, корейская душа, с улыбкой. – Винторук последние дни был, почитай, свеженький. Так почему бы не вылететь?

– Добро, – высказался капитан. – Тогда даю полчаса на сборы, и – вперед. Надеюсь, дорогу показывать не нужно?

Глава 12

Антона, как Дондик и обещал, они нашли в небольшом, одиноко стоящем, похожем на дом триффидов полевом посту. Он уже все знал и ждал ребят в форме. Был задумчив, вернее, слегка заторможен, и лицо у него оказалось какое-то малоподвижное. Но это был, несомненно, Антон – дружище и старый сослуживец, а потому всякие мелочи были несущественны.

Он, как и ребята, несомненно, обрадовался встрече, но выяснения, как он, чего поделывал в последнее время и как вообще смотрит на мир, очень быстро угасли – Антон оказался неразговорчивым. Та странная травма, когда он разом, за ночь, оставшись в Одессе в одиночестве, лишился памяти, множества человеческих навыков и даже обычных эмоциональных реакций, видимо, отзывалась в нем даже сейчас, по прошествии почти двух лет. Возможно, даже следовало признать, что он теперь вообще никогда не станет тем Антоном, каким был прежде.

Ростик немного покрутил в голове эти соображения. И без всякого результата… А может, он так ничего и не придумал, потому что в какой-то момент стало понятно, что они заблудились. И возникли, само собой, совершенно новые, куда более важные и неотложные проблемы – наблюдать по сторонам, пытаться определиться, подсказывать Киму, что следует делать, – хотя пилот и сам все знал, разумеется.

Ким решил, что своим напутствием Дондик сглазил их. В самом деле, он не очень часто, но все-таки летал в этих местах, и вот поди ж ты – заблудился, как новобранец. Когда это выяснилось, у всех разом появилось странное, все более крепнущее чувство, что, если бы они прилетели на место раньше, что-то можно было бы изменить, кого-то спасти, чего-то избежать… Но они кружили, кружили над огромными, на сотни километров протянувшимися равнинами, заросшими высоченными, чуть не в рост бакумура травами, и никак не могли найти даже следа присутствия человечества.

Что поражало в раскинувшейся растительности – так это ее разноцветность. И какие цвета тут только не вспыхивали под солнышком – и нежный сиреневый, и белый, и желтый, даже коричневый в розоватых разводах… Но преобладающими были, конечно, зеленые и серые тона местных листьев. А впрочем, попадались такие пятна, что просто в глазах рябило, – как, например, от интенсивно-голубого, со стекольным блеском цветка, который, распустив свои зонтики выше остальной травы, закрывал все в округе, словно маскировочная сеть.

Если бы в Полдневье было хоть немного ветра, эти травы ходили бы волнами, поражая жизненной силой и красотой. Но ветра не было, они просто росли, вонзаясь в низкое, серое полдневное небо. Это зачаровывало, как какой-нибудь шаманский напев, как журчание реки на камнях, как топот тысячи ног невесть откуда и куда переселяющегося народа.

В очередной раз Рост убедился в необъятности, невероятности и разнообразии Полдневья. И еще, конечно, в том, что слабым человеческим разумом с ним не потягаешься – в каждой своей частице оно превосходило любые доступные людям представления и, кружа, уводило в пропасть, в неведомое, откуда и выбраться-то почти невозможно…

– Это оттого, что тут все каким-то плоским кажется, – прервал Ростиковы размышления Антон, который ушел назад, помогать Винторуку, но, видимо, время от времени отходил от котельного экватора передохнуть и выглянуть в иллюминатор.

– Что именно? – спросил Ким.

– Эта трава.

– А… Да, я от нее тоже одурел.

Все, поэтические ассоциации кончились. Ростик, вяло потянувшись, попробовал подначить:

– А я замечал, для этого дела тебе и травы не нужно.

Но шутка не пошла, должно быть, все слишком остро ощущали свою промашку. Или глубже, чем казалось сначала, их задевало чувство уязвимости и одинокости в этом мире, над этими бесконечными слоями разноцветного растительного моря.

– И чего они только тут свою фабрику затеяли? Дикое какое-то место, – пожаловался Ким.

– Можно подумать, в Полдневье есть хоть что-то не дикое, – отозвался Рост.

– Из травы легче пульпу делать, так мне сказали. А ее тут столько, что ни с каким лесом не сравнится, – слегка начальственно пояснил Антон.

Вдруг в просвете между разноцветными, словно бензин на воде, разводами мелькнула узенькая и показавшаяся короткой, не более сотни метров, ленточка.

– Стоп, – попросил Ростик. – Ким, давай вниз, кажется, я видел речку.

– Ну и что? Я ее уже раз десять тут видел… А толку?

– Мне говорили, Бумажный холм стоит на берегу какой-то безымянной речки.

– Почему безымянной? – снова отозвался сзади Антошка. – Я, когда бывал тут, слыхал, ее Цветной назвали. Нетрудно догадаться – почему.

Помолчали, Ким завернул вдоль речки на юг. Море даже здесь, в полутора сотнях километров, вставало за кормой серо-голубой стальной стеной. Но уже не очень широкой, по крайней мере, не всеохватной. Рядом с ним уже изрядный кусок пространства занимал полуостров Бегимлеси…

– Наконец-то! – вдруг возопил Ким. – Вот они, видишь?