Герберт Циргибель - Параллели Страница 30

— Да, это была ошибка Деменса, грубая ошибка. Ты не в состоянии понять, что мы сильнейшие и всегда ими останемся.

— «Мы»… Что это такое?

— Видишь ли, это «мы» тебе чуждо. Ты знаешь только «я». Поэтому ты нам подчинен, пусть даже ты будешь вдвое умнее и сильнее.

— Могу я выучиться этому «мы»?

— Нет, этого ты не сможешь, потому что ты не общественное существо. Таким является только человек. Он высшая социальная форма живой материи, во всяком случае, в земной сфере. Логично?

— Когда я слышу о «логике», во мне обычно что-то отзывается звоном. Сейчас нет. Наверное, упадок сил, чего доброго, еще схвачу короткое замыкание! Значит, я так же умен, как человек, и все же много меньше, чем человек? Выходит, мы зря так долго надстраивали свой механизм памяти. Это ничего не дало?

— Да, но это не беда. Противоречие можно устранить. Небольшая операция, не стоит и разговора. Я уже думал над этим и взял с собой все необходимое.

— Большое спасибо, сэр…

…Через несколько часов мы снова приземлились на скале профессора. Деменс смотрел на меня как на привидение.

— Вы живы, Гуман?

— Не могу этого отрицать.

— А что с аутогонами?

— Все в порядке. — Я рассказал ему о моей встрече с Антеем Вторым. — Аутогоны порождены вами. Они воплощение вашей безумной идеи гибели человечества. Чудовища, не знавшие ничего, кроме принципа самоутверждения, стали умнее своего творца и, таким образом, впали в противоречие с самими собой. Механизмы накопления опыта были полностью закупорены. Я со своими спутниками, несколькими коллегами из философского института, сразу же приступил к перепрограммированию аутогонов.

— И новая основная программа…

— …Звучит так: «Я служу!» Как и надлежит автоматам.

— Вы полагаете, что это поможет? — спросил Деменс.

— Уже помогло.

Я подвел его к краю скалы, откуда можно было видеть всю площадь перед лабораторией. Там кипела работа: аутогоны расчищали развалины.

Эрик Симон

В

— Как известно, существуют процессы, которые теоретически возможны, но термодинамическая вероятность которых так ничтожно мала, что эти процессы практически никогда не происходят, — сказал профессор Надель и бросил беглый взгляд на небольшую аудиторию.

Студенты, большинство которых записывало лекцию, отложили фломастеры, шариковые ручки, карандаши и уселись поудобнее, насколько это вообще возможно на сиденьях лекционного зала, очевидно, специально построенных слишком узкими, чтобы никто не заснул во время лекций. Во всяком случае, студенты приняли самое удобное положение, которое им позволяли скамейки, так как то, что сейчас произойдет, они уже знали: последует пример с кирпичом, который подскакивает вверх, или один из вариантов на эту тему.

— Предположим, что на столе лежит предмет с массой в один миллиграмм, — продолжил профессор Надель. — Теоретически вполне возможно, что все молекулы этого предмета случайно станут двигаться так, что он подскочит вверх, скажем, на один сантиметр. Необходимая для этого механическая энергия была бы заимствована из теплового запаса этого тела, которое само собой охладилось бы, так что этот процесс не противоречит закону сохранения энергии.

В этом месте доклад профессора Наделя был прерван приглушенным вскриком ассистента, который сидел на стуле в переднем правом углу лекционного зала. Профессор не обратил на него внимания и сказал:

— Как же велика вероятность В2, что тело подскакивает вверх, по сравнению с вероятностью В1, что оно просто остается лежать на листе.

Он начал писать уравнения на доске и объяснять их.

При этом он морщил лоб, его плечи непроизвольно двигались. Невежество студентов, которое вынуждало его доказывать такую тривиальность, или нечто другое, казалось, доставляли ему неприятность.

Спустя десять минут на доске был результат: В2: В1 = 10-10700000000000.

— Итак, вы видите, насколько неизмеримо больше вероятность, что предмет останется лежать. С момента возникновения нашей Галактики прошло невообразимо много времени, и все же оно поразительно ничтожно в сравнении с тем периодом, в котором мы должны были бы дожидаться момента, когда предмет поднимется в воздух всего лишь на один сантиметр и провисит одну секунду. Таким образом, мы можем с чистой совестью сказать, что такие процессы невозможны.

Студенты скучали, этот пример им был уже знаком. Профессор исписал уравнениями всю доску и ожидал, когда ассистент ее вытрет.

Но тот сидел на своем месте и, не шевелясь, словно загипнотизированный, уставился на профессора. Потому что он видел то, чего не могли видеть студенты из-за длинного аудиторного стола: профессор вот уже десять минут парил на высоте двадцати сантиметров от пола и ритмично постукивал одна о другую заиндевевшими ногами…

Эрик Симон

ПАУК

Началось все с того, что у меня от печатания на пишущей машинке заныла спина. При этом я сидел на той разновидности мебели, которая называется лежаком и не зря, так как больше предназначена для лежания, чем сидения. К тому же мой стол хоть и очень современен, однако слишком низок для печатания, которое вдобавок я так и не освоил до конца. Отсюда и боль в области лопаток. Поэтому я решил использовать лежак по назначению и вытянулся на нем.

Я лежал на спине, руки за головой, это приятно — расслабляется спинная мускулатура, и боль быстро проходит. В эти несколько мгновений я был доволен собой и остальным миром, и когда увидел на потолке паутину, то ощутил даже что-то вроде симпатии к восьминогому архитектору этой сети. Причем я вовсе не друг пауков, испытываю к ним совершенно необоснованное отвращение, как, впрочем, большинство людей. Конечно, я знаю, что пауки полезны, и живу с ними в мирном сосуществовании. Они мне ничего не делают, я им тоже ничего, в худшем случае отваживаюсь на то, чтобы от случая к случаю удалить слишком старую и пыльную паутину.

Но сейчас, лежа на спине, я и не помышлял об этом — было лень. Мне даже не мешали перед праздником пятна на потолке над окном — следы того, что соседи наверху оставили на ночь окна открытыми. С существованием сырых пятен меня мирила мысль о том, как выглядела вся квартира надо мной после той дождливой ночи. Нашему дому почти двести лет, это крепость с полуметровой толщины кирпичными стенами, с потолочными балками из массивных квадратно отесанных стволов, тесно уложенных один рядом с другим. И если сырость проникла в мою комнату, то надо мной должно было быть целое наводнение.

Спокойное течение моих мыслей было прервано, когда я неожиданно увидел почти над собой черную точку, на которую я уставился уже давно, но до сих пор сознанием не воспринимал. Паук — размером, пожалуй, в полсантиметра — свисал, очевидно, с потолка на нити. Я немного удивился, что он не раскачивался подобно маятнику, хотя оба окна были раскрыты и в комнату часто влетали порывы ветра. Но так как он висел не прямо надо мной, а над ближней к моему лежаку кромкой стола, это перестало меня интересовать, и я стал думать о других вещах.