Вадим Проскурин - Восемь дней Мюллера Страница 30

И Птааг пришел.

3

— Господин Шу, простите меня, пожалуйста, — тихо сказал Ким. — Я не нарочно, это Мюллер попутал.

В банном халате и тапочках господин Шу казался еще мельче, чем обычно. А в тех местах, которые не скрывал ни халат, ни тапочки, кожа господина Шу была розовая, как у ребенка или женщины, видать, мочалкой тер.

— Кто еще был с тобой? — спросил господин Шу.

Он говорил тихо и монотонно, его голос был лишен каких-либо интонаций. Это пугало.

— Лайма и Руби, — сказал Ким.

Он ждал какой-то реакции, но ее не последовало. Тогда Ким добавил уточняюще:

— Две девочки.

— Не лги мне, — сказал Шу. — Лайма приличная девочка, она на такое не пойдет.

Ким хотел было возразить, рассказать, что она влюбилась в Кима, а из любви к такому замечательному парню чего только не сделаешь, но решил не говорить. Не потому что не хотел выдавать Лайму, он ее уже по-любому выдал, а потому, что господин Шу все равно не поверит. Надо же было так глупо спалиться! А все Мюллер со своими выдумками!

— Я жду, — сказал Шу.

— Простите, господин, — сказал Ким и склонил голову. — Лаймы там не было, я соврал.

— То-то же, — сказал Шу и на его губах появилось нечто похожее на улыбку. — Зачем хотел обмануть? А ну говори!

Ким вздохнул и ответил:

— Из вредности.

— То-то же, — повторил Шу и улыбнулся чуть-чуть шире. — Больше мне не лги, все равно пойму, где правда. Что еще ты натворил?

Ким склонил голову еще чуть ниже и сказал:

— Герцогу Дори нос пририсовал.

— Еще! — потребовал Шу.

— Крысу в школу мы с Мюллером принесли, — признался Ким.

— Какую крысу? — удивился Шу и вдруг вспомнил, захохотал и радостно воскликнул: — А прикольно!

Но сразу вспомнил, что одобрять хулиганские выходки педагогу не подобает, стер улыбку с лица и сказал:

— Плохо.

— Да, господин, — согласился Ким.

— Ты дрянь, — сказал Шу.

— Да, господин, — согласился Ким.

— Мразь, — сказал Шу.

Ким промолчал.

— Не слышу, — сказал Шу.

— Да, господин, — послушно сказал Ким.

— На колени, — потребовал Шу.

Ким поднял голову, в глазах у него читался испуг.

— Я не педик, — сказал он.

— На колени! — рявкнул Шу.

Отдавая последний приказ, он не думал об извращениях, он ведь тоже не педик, он хотел малолетнего мерзавца унизить, но не более того. Чтобы никогда больше не пытался так поступать, чтобы это позорное существо превратилось в достойного подданного империи, да и приятно, оказывается, унижать людей. Шу давно подозревал это, но проверять это предположение экспериментом ему раньше не доводилось.

— Ползи в чулан, — приказал Шу. — Не так, на коленях ползи! Да, вот так. Возьми из корзины грязную куртку, принеси мне. Быстрее!

Куртка, если честно говоря, была не такая уж грязная — почти все куски конского навоза просвистели мимо, и если бы не единственный снаряд, угодивший в голову, Шу скорее удивился бы, чем оскорбился. Хотя нет, все равно бы оскорбился, потому что даже неудачные попытки унизить педагога нельзя оставлять безнаказанными, дети должны понимать, что такое хорошо и что такое плохо. А если кто не понимает слов, пусть постигает этику методом дрессировки, как собака. Хорошая, кстати, идея.

— Там, в чулане, есть собачий ошейник с поводком, — сказал Шу. — Найди и надень на себя.

Ошейник оказался строгим, с торчащими внутрь тупыми шипами, Шу об этом забыл. Ошейник был не от его собаки, у него никогда не было собаки, но у квартирной хозяйки в чулане было полно всякого барахла, Шу потребовал, чтобы она очистила чулан, а она сказала, что ничего очищать не будет, а если ему что мешает, то пусть сам выкидывает, Шу и выкинул почти все, только ошейник непонятно зачем оставил, приколола его эта штука. А теперь пригодился ошейник, воистину никогда не угадаешь, что когда пригодится. А настроение начинает подниматься! И это правильно, восстанавливать справедливость — оно и должно быть приятно.

Шу взял поганого мальчишку на поводок, отвел к нужнику и привязал рядом. По дороге Шу дважды сильно дергал, маленький подлец хрипел и спотыкался, это было приятно. А отстегать гаденыша грязной курткой, чтобы засохшее дерьмо отлетало и пачкало — еще приятнее. Вот только пачкает дерьмо не столько мальчишку, сколько пол вокруг, это непорядок.

— Подбирай! — приказал Шу. — С тебя насыпалось, подбирай, кому сказал!

Ким безропотно стал подбирать кусочки навоза в ладошку. Он уже не сопротивлялся, он сломался очень быстро, такого Шу не ожидал. На вид крупный, сильный, а внутри такой же слабак, как Тигра. Мюллер, небось, так быстро не сломался бы.

— Теперь жри, — приказал Шу.

Ким поднял голову, посмотрел недоуменно, дескать, я что, ослышался? Шу плюнул ему в лицо. Хотел попасть в глаз, попал в кончик носа. Ким дернулся и вдруг завалился на пол, уткнулся лбом в пол и беззвучно заплакал, а плечи мелко затряслись. «Если бы я был педиком», подумал Шу, «самое время было бы вдуть». Но Шу не был педиком, он просто хотел справедливости.

Шу повторил, чтобы Ким жрал говно, потом повторил еще раз, но поганец ничего не слышал, только рыдал и трясся. Как бы не задушил бы себя… Шу отвязал поводок, Ким завалился набок и затрясся еще сильнее. Шу задумался: а не падучая ли это? Скорее нет, чем да. Но как заставить его перестать трястись? Может, пнуть? Не помогает. Но приятно. Как же приятно наказывать за правое дело!

Вскоре Шу утомился пинать мальчишку — в мягких тапочках это не слишком удобно, а надевать уличные туфли Шу не хотел. Во-первых, лень, а во-вторых, так и покалечить недолго. Ладно, пора заканчивать, не дай бог опоздать к господину Сидди на ужин, подумает, что Шу пренебрегает его дружбой, а такой дружбой пренебрегать нельзя…

— Встать! — приказал Шу. — Пошел прочь! И никому ни слова, что здесь было!

Ким встал и пошел прочь. Он чувствовал себя очень странно. Наверное, Рашид Тигра тоже чувствовал что-то подобное, когда его били и унижали, а он улыбался. Есть что-то извращенно-приятное, когда ты как бы отрекаешься от обязанности хранить честь, начинаешь вести себя как животное, тупое и презренное, но зато такое свободное…

Если бы Ким был более образованным, он бы понял в этот момент, что является скрытым мазохистом. Но он не был образованным и такого слова не знал.

4

К вечеру настроение Шу немного улучшилось, а когда он явился на прием к господину Сидди, стало совсем хорошим. Очень хорошо, что из двух поганцев один сам добровольно явился на расправу, это большая педагогическая победа. А второму еще будет время отомстить как следует.