Владимир Колотенко - Прикованные к тени Страница 31

Юля лежит на спине, глаза спрятаны под темными стеклами очков, но купальник не в состоянии скрыть от моего взгляда белый глянец ее кожи... Ребрышки на вдохе, ниточка пульса на шее...

Чувствует ли она этот взгляд?

Глава 18

Мы моделировали самые распространенные болезни пожилого возраста: стенокардию, инфаркты, инсульты, рак... И всякие там склерозы, простатиты, геморрои, даже тугоухость и подслеповатость.

- Жаль, что мы не можем вызвать у крыс плоскостопие и моделировать лысину, - шутил Жора, - мы бы победили и эти болезни.

- Если бы нам удалось сделать негра белым, представляете триумф! - мечтал Вит.

Подопытных мышек забивали по определенной схеме и изучали органы, ткани и клетки через месяц, три, полгода. Изучали их поведение и плодовитость. Аналогичные эксперименты проводили на крысах и морских свинках, на собаках и даже на свиньях. Мучительнее всего было ждать отдаленных результатов. Ждали, а что оставалось? Мы ждали и жили надеждой избавить человечество от болезней, дряхлости и старения и подарить ему вечную жизнь. Разумеется, наша вера в достижение этой высокой цели была безгранична. Единственным, кто нас торопил, был генерал. Он не мог ждать месяцами, поскольку жизнь ни на мгновение не прекращалась, она струилась, как вода из воронки, и невозможно было предугадать, что будет с нашими высокопоставленными подопечными через час, через день...

А Жора просто издевался над нами! Он вычитал где-то рецепт «эликсира жизни» от какого-то алхимика аль-Кубарийя, придуманный для арабского халифа Гаруна аль-Рашида, и повторял его слово в слово по всякому поводу, когда у нас возникали трудности:

- Взять жабу возрастом десять тысяч лет, летучую мышь тысячи лет, высушить и пить порошок с молоком столетней кобылицы...

- Но где взять в Москве та-акую кобылицу? - спрашивал в тон ему Вит.

Жора улыбался:

- Здесь их как грязи...

Я, конечно, тоже не сидел, сложа руки. Мало-помалу мне удалось оборудовать для своих клеточек уютный уголок, где они чувствовали себя просто прекрасно. Я регулярно заглядывал к ним, и мы вели тайную беседу о вечности. Вечность! Вот она, рядом. Ее можно видеть, слышать (если умеешь слушать), к ней можно прикоснуться рукой, с нею можно даже шептаться, как шепчутся влюбленные под луной.

- Что ты тут лепишь? - спрашивал иногда Жора, разглядывая мои приспособления и всякие там подпорки и пристежки для культивирования клеток.

Я отшучивался или принимался дотошно рассказывать в расчете на то, что он отстанет, ибо никогда не выслушивал мои речи до конца. И он опять не выслушивал.

Шли дни, месяцы. Пробежали весенние ручьи, прогремели майские грозы. Как-то вечером позвонил генерал. Жора поднял трубку. Он долго слушал, кивая и пытаясь вставить в разговор хоть слово, но генерал не умолкал. Жора, как всегда, когда генерал упорствовал, положил трубку на стол, взял сигарету и произнес:

- Твой генерал.

Мы давно ждали этого вторжения и были к нему готовы. Жора прикурил сигарету, посмотрел на часы и, снова взяв шумевшую трубку, выпустил в нее дым.

- Хорошо, приезжай, - сказал он, - у нас все готово.

Я вопросительно смотрел на него, ожидая разъяснений, но Жора молчал.

- Ну вот, - наконец произнес он, - начинается настоящая работа, так что радуйся, братец мой. Да! - неожиданно вскрикнул он, - тебя разыскивает некто Фергюссон... Кажется, Фергюссон...

- Ма-арк? - спросил сидевший молча Вит.

- Вот его телефон, - сказал Жора, бросив на стол клочок старой газеты.

- Марк? - снова спросил Вит.

- Что ему нужно? - спросил я.

- Бу-удь с ним поосторожней, - сказал Вит, - он та-акой шшшу-улер...

Я посмотрел на обрывок газеты с записанным на нем зеленым фломастером огромным семизначным числом и не стал запоминать номер. У меня ведь где-то была визитка этого Фергюссона.

- Что было нужно твоему генералу?

- Прихвати с собой все, что потребуется, - вместо конкретного ответа сказал Жора.

Он встал со стула, одернул полы своего грубо-тканного свитера, как полы мундира генералиссимуса, и сказал:

- Мы едем на рак!

«Мы едем на рак!» Он произнес эту фразу так, как когда-то наши князья, угрожая врагу, бросали вызов: «Иду на вы!».

Вит смотрел на Жору с нескрываемым любопытством.

Генерал вошел озабоченный, долго курил и молчал, затем стал рассказывать. На следующий день мы уехали в клинику, где нас ждал пациент. Портативный набор для полевой медицины был в полной боевой готовности. Он умещался в обычном кейсе, который всегда в таких случаях был при мне.

- Не забудь свой коктейль, - предупредил Жора.

Я посмотрел на него.

- Да, - сказал Жора, - видимо, и твой час пробил.

Он доверил мне приготовить такую композицию генов, которая, по моему мнению, поднимет на ноги больного. «А если не поможет?», - подумалось мне, но я тотчас отбросил сомнения.

Через полчаса мы были на месте.

- Рак, - произнес Жора одно только слово, от которого у меня по спине не побежали мурашки: к этому я был готов.

Бродя по ночным московским улицам на привязи у этого невзрачного черного ящичка, я тысячу раз задавал себе вопрос: наступит ли когда-либо время, когда я найду ему применение. И вот он понадобился всерьез, и у меня не побежали по спине мурашки.

Нас одели в белые халаты, шапочки, бахилы, прикрыли лица марлевыми повязками, привели к больному. Палата была пропитана сладковато-приторным запахом долгой и тяжелой болезни. Лечащий врач, симпатичный толстяк в очках и с буденовскими усами, от которого струился дурманящий аромат океанской свежести, долго рассказывал нам историю жизни и болезни пациента, которого мы сразу узнали, так как его фотографиями пестрели газеты, а его портреты несли на всех праздничных демонстрациях. Правда, сейчас он не улыбался, был неподвижен и землисто-зеленовато-желт. Как бронзовый памятник. Пока врач говорил, Жора, бросив короткий взгляд на больного, подошел поближе ко мне и шепнул на ухо:

- Он - не жилец.

Конечно же, Жора имел в виду больного. Но врач сделал паузу, точно прислушиваясь к Жориным словам, затем продолжил рассказ.

- Понятно.

Это было единственное слово, которое произнес Жора, все еще терпеливо выслушивая толстяка-очкарика, который, казалось, в большей степени оправдывался, чем объяснял свои неудачи в лечении пациента. Он снова открыл было рот, но Жора оборвал его:

- Ясно.

Теперь слышно было, как скачками по большому циферблату настенных часов прыгала длинная красная стрелка, секунда за секундой, воруя у жизни время и градус за градусом завоевывая себе территорию на циферблате. Мы стояли у постели больного и смотрели на него, как смотрят покупатели на товар, в качестве которого появились сомнения. Рак! Это роковое слово пугало каждого, кто хоть отдаленно слышал его. Его боялись, как пугала, как атомной бомбы, как конца света. Мы потратили не один год жизни, чтобы подобраться, подкрасться, как кот к мышке, к сути этой болезни, зная из опыта своих коллег и мирового опыта профессионалов, как безнадежно, как безуспешно ее лечение. Мир был напуган раком, как сейчас напуган терроризмом и СПИДом. Как предстоящим концом этого света!

- Он на наркотиках? - спросил Жора врача, кивнув в сторону постели, пытаясь вопросом остановить поток его немудреного красноречия.

- Спит, да-да, спит... на снотворных.

Наш генерал - статуя в белом - смотрел то на Жору, то на пациента, то на врача. Было видно, что он не в себе, что все эти разговоры его, человека действия, просто раздражали. Зачем разговаривать?! Ясно ведь, как день, что этого партийного бонза с некогда крутым нравом, а теперь безвольного старикашку с чуть призакрытыми небесно-белесыми глазами и ангельским взором, мы вот-вот можем потерять. Врачи уже, что называется, опустили руки, отдав его жизнь на откуп Богу. Считанные часы, возможно, минуты отделяют его от Неба. Так какие могут быть разговоры?! Жора приказал открыть окно, присел на краешек постели и опытным глазом врача скорой помощи следил за больным, поглядывая то на монитор кардиографа, то на больного. Наконец он встал, наклонился над спящим, и двумя пальцами левой руки разлепил его веки. Он заглянул в глаз, как в колодец, изучая реакцию зрачка.

- Уже минут десять, - ввернул фразу врач, - как ему ввели...

Я недоумевал, зачем ему вдруг понадобилась реакция зрачка?

- Все ясно, - сказал Жора, останавливая оправдывающегося врача жестом руки.

В наступившей тишине раздавалось только зудящее жужжание кондиционера. И грохотала на часах красная стрелка, побеждая пядь за пядью. Мы понимали, что пришло время «Ч», что мы стоим на пороге открытия или на краю пропасти. Пан или пропал. Но час пробил. Как раз было ровно пять.

- Мы останемся здесь вдвоем, - приказал Жора, кивнув в мою сторону, и врач с радостью ретировался, исчезнув за дверью.