Питер Уоттс - Рифтеры Страница 31

Актон снова смотрит вниз. Там что‑то лежит, на дне, в нескольких сантиметрах от его лица. Лени подплывает ближе; в иле дрожит крохотное креветкоподобное существо.

– Это что? – спрашивает Актон.

– Какое‑то животное с поверхности. Наверное, попало сюда на корпусе скафа.

– Но оно… танцует…

Она видит. Суставчатые ноги сгибаются и складываются, панцирь выгибается дугой, двигаясь под какой‑то внутренний безумный ритм. Его жизнь кажется такой непрочной, словно следующий спазм или два разобьют ее на множество кусков.

– Это припадок, – говорит она, чуть помолчав. – Здесь ему не место. От давления нервы работают излишне быстро или вроде того.

– А почему этого не происходит с нами?

«Может, и происходит».

– Имплантаты. Они накачивают нас нейроингибиторами каждый раз, когда мы выходим наружу.

– А, правильно, – тихо жужжит Актон.

Он аккуратно протягивает руку и берет существо в ладонь.

Сминает его.

Кларк бьет его сзади. Новичок отскакивает от дна, рука разжимается; куски панциря и водянистой плоти кружатся в воде. Он загребает ластами, выпрямляется и, ничего не говоря, смотрит на Лени. Его линзы в свете прожекторов сияют желтизной.

– Ты – урод, – очень тихо произносит Кларк.

– Ему же тут не место.

– Нам тоже.

– Оно страдало. Ты сама сказала.

– Я сказала, что нервы работают слишком быстро, Актон. А они передают не только боль, но и удовольствие. Откуда ты знаешь? Может, оно танцевало от того, что ему было охренительно хорошо?

Она отталкивается от дна и с яростью исчезает в бездне. Ей так хочется залезть в тело Актона и вырвать оттуда все, принести в жертву этот кровавый клубок потрохов и механизмов монстрам рифта. Она даже не может вспомнить, чтобы когда‑нибудь настолько злилась, и признается себе, что совершенно не знает, почему.

Бульканье и лязг снизу. Кларк смотрит сквозь люк кают‑компании как раз вовремя, чтобы увидеть распахивающийся воздушный шлюз. Оттуда выходит спиной вперед Брандер, поддерживая Актона.

У того разодран костюм на бедре.

Он нагибается, снимает ласты. Брандер уже разделся и поворачивается на звук: Кларк спускается по лестнице.

– Он встретился со своим первым монстром. С мешкоротом.

– Это да, я, сука, встретил своего первого монстра, – низким голосом произносит Актон. И Кларк видит, что сейчас будет, за секунду до того, как…

…Актон бросается на Брандера левый кулак как таран наносит один второй третий удар и его противник на земле окровавленный Актон уже заносит ногу для удара когда перед ним становится Кларк поднимает руки для защиты кричит – Стой остановись это не его вина – и каким‑то образом она не Актона умоляет а что‑то внутри него выходящее наружу и сделает все что только может только Господи пожалуйста вернись откуда пришло…

Оно смотрит сквозь молочные глаза Актона и рычит:

– Эта сука видела, как тварь плыла на меня! Он позволил ей порвать мне ногу!

Кларк качает головой.

– Может, и нет. Ты знаешь, как там темно. Я тут уже дольше всех остальных, и они постоянно подкрадываются ко мне, Актон. Зачем Брандеру причинять тебе вред?

Она слышит, как тот встает на ноги позади нее, и его голос доносится через плечо:

– А вот теперь Брандер очень хочет причинить ему вред…

Лени обрывает его.

– Послушай, я могу все уладить. – Ее слова предназначены Брандеру, глаза не отрываются от Актона. – Может, тебе стоит пойти в медотсек и проверить, все ли в порядке?

Новичок наклоняется вперед, натянутый, как струна. Тварь внутри ждет и наблюдает.

– Этот говнюк… – начинает Брандер.

– Пожалуйста, Майк, – она в первый раз называет его по имени.

Наступает тишина.

– Это с каких пор ты суешься в чужие дела? – спрашивает он из‑за спины.

Хороший вопрос. Но шарканье Брандера удаляется прочь, прежде чем она успевает подумать об ответе.

Что‑то в Актоне засыпает.

– Тебе тоже надо провериться, – говорит ему Кларк. – Позже.

– Не. Это было не настолько уж плохо. Меня удивило, насколько эта тварь оказалась хилой, после того как я оценил нехеровые размеры этой штуки.

– Она тебе костюм порвала. Если смогла это сделать, то была не настолько слабой, как ты считаешь. По крайней мере, проверься, у тебя может быть рана на ноге.

– Как скажешь. Хотя могу поспорить, Брандеру медик нужен больше, чем мне. – Он сверкает хищной улыбкой и проходит мимо Лени.

– Тебе также неплохо бы поразмыслить о том, как держать свой гнев в узде, – замечает она.

Актон останавливается.

– Ага. Я вроде как немного с ним погорячился.

– В следующий раз, когда ты попадешь в гейзер, он не будет с таким энтузиазмом помогать тебе.

– Ага, – повторяет он. – Я не знаю. Я всегда был слегка… ну ты понимаешь…

Она вспоминает слово, которое кто‑то использовал уже после того, как все произошло:

– Импульсивным?

– Точно. На самом деле я не такой плохой. Ко мне просто надо привыкнуть.

Кларк ничего не отвечает.

– В любом случае, я думаю, что должен извиниться перед твоим другом.

«Моим другом».

Она снова остается в одиночестве, пока пытается справиться с этой раздражающей мыслью.

Пять часов спустя Актон все еще в медотсеке. Кларк, проходя мимо открытого люка, заглядывает внутрь: новичок сидит на диагностическом столе, костюм стянут до пояса. Что‑то в этой картине неправильно. Она останавливается и заходит.

Актон вскрыл себя. Лени видит, как плоть отслаивается около водозаборника, там, где мясо превращается в пластик, около трубок, которые переносят кровь, и тех, где течет антифриз. В одной руке он держит инструмент, исчезающий в полости, вращающийся наконечник тихо жужжит.

Актон задевает нерв где‑то внутри и подскакивает, будто его дернуло током.

– Ты ранен? – спрашивает Кларк.

Он отрывается от процесса и смотрит на нее.

– А, привет.

Она указывает на рассеченную грудную клетку:

– Это мешкорот?..

Актон качает головой:

– Нет. Нет, он только поставил мне синяк на ноге. Я тут небольшой подгонкой занимаюсь.

– Подгонкой?

– Тонкой настройкой. – Он усмехается. – Обживаю оборудование.

Не срабатывает. Улыбка почему‑то кажется пустой. Мускулы совершенно привычно растягивают губы, но вся мимика сосредоточена в нижней части лица. Одетые в линзы глаза холодом напоминают свежевыпавший снег, незапятнанный топографией следов. Кларк не понимает, почему они не беспокоили ее никогда раньше, и только тут до нее доходит, что она впервые видит улыбку бодрствующего рифтера.

– Это явно необязательная процедура, – замечает Кларк.

– Почему нет? – Улыбка Актона постепенно иссякает.

– Тонкая настройка. Мы, по замыслу, должны самонастраиваться.