Джек Вэнс - Умирающая Земля. Сб. [Умирающая Земля. Машина смерти. Глаза Верхнего мира. Большая планета.] Страница 31

Наконец отцу окончательно надоели его расспросы, он больше не хотел их слушать, отговариваясь тем, что рассказал все, что знал.

Гвил к этому времени повзрослел и всматривался в жизнь широко распахнутыми глазами. Но в уголках его рта, казалось, притаился какой-то страх.

Видя, что отец сердится, юноша попросил:

— Разреши задать еще один вопрос — последний!

— Задавай, — ответил отец, — но только один, не больше.

— Ты часто ссылаешься на Хранителя. Кто он? Где я смогу его найти, чтобы удовлетворить свое любопытство?

Отец посмотрел на сына, как на сумасшедшего, и спокойно сказал:

— Хранитель стережет Музей Человека, который находится в древней Земле Падающей Стены. Правда, я не совсем уверен, что Хранитель и Музей Человека все еще существуют. Многие считают, что Хранитель знает все на свете, он, несомненно, колдун, и может дать ответы на вопросы о жизни и смерти.

— Я найду Хранителя и Музей, чтобы тоже научиться понимать суть всех явлений, — сказал Гвил.

Отец тихо проговорил:

— Я подарю тебе моего любимого белого коня; мой волшебный плащ, чтобы укрываться от злых сил; мой светящийся кинжал, чтобы освещать путь, и главное — мое благословение, которое будет хранить тебя в нелегком пути.

На языке Гвила вертелось много новых вопросов, главный из которых: откуда у отца волшебные вещи, но... Он только поблагодарил его за чудесные вещи и благословение.

Гвил оседлал коня, наточил кинжал, последний раз посмотрел на свой старый дом в Сфере и отправился на север, горя страстным желанием познать мир.

На старой барже он поплыл по реке Скаум, мечтая о богатстве знаний Хранителя, как вдруг из реки за бортом баржи вынырнул зловещий черный человек с сучковатой дубиной. Юноша начал отбиваться и не без труда столкнул его обратно в воду.

Впереди возник гористый северный берег. Показались темные пирамидальные тополя и какие-то белые колонны. Баржа причалила к берегу. Гвил увидел селение с кривыми улочками. На одной из улочек он встретил одноглазого весельчака, который повел его к прорицателю. Одинокое жилище колдуна было исписано кабалистическими знаками. Сам прорицатель оказался худым стариком с бронзовой кожей, красноватыми глазами и длинной седой бородой.

— Могу ли я тебя кое о чем спросить? — отважно начал Гвил.

— Я отвечаю на некоторые вопросы, — ответил тот, — двадцатикратно я буду отвечать трехстишиями на твоем языке; десять раз я отвечу наклоном головы; расскажу пять притч, которые как хочешь, так и понимай; а один раз я заговорю с тобой на незнакомом языке.

— Во-первых, я хочу знать, много ли ты знаешь?

— Я знаю все, — гордо заявил прорицатель, — секреты красного и черного, тайны добра и зла, чары великого Мотылька, язык рыб и птиц.

— Где ж ты всему этому научился?

Старик усмехнулся:

— Когда из дальних странствий я вернулся в свое жилище, то решил углубиться в себя, хотя понимал, что таким образом постичь мир невозможно.

— Зачем тебе держать все, что ты знаешь, про себя? — рискнул спросить Гвил. — Почему ты скрываешься в четырех стенах и ведешь такое существование?

Прорицатель рассвирепел, но сказал:

— Продолжай! Я уже потратил впустую пятьдесят гран мудрости — у тебя никогда не было в кошельке столько меди. Если тебе нужны какие-то особенные знания, — весело хихикнул он, — то ищи Хранителя. — С этими словами он скрылся в хижине.

Гвил нашел пристанище на ночь, а утром отправился дальше на север. По ночам он защищал себя и коня волшебным плащом. Плащ верно укрывал их от злых сил, острых когтей, согревал в холодные ночи. Под ним они спокойно отдыхали, не боясь ни злых духов, ни зловещей темноты.

Гвил упорно ехал вперед.

Багровое солнце грело все слабее, дни и ночи становились все холоднее.

Но вот на горизонте показались скалы. Лес стал ниже и реже. Среди деревьев преобладали даобады с массивными стволами и тяжелыми сучьями. Их стволы, блестящие, будто отполированные, были красновато-коричневого цвета, Темные листья, окутывающие дерево, делали крону похожей на огромный шар.

На одной из лесных полян Гвил увидел деревушку из торфяных лачуг. Из жилищ вышли странные кричащие люди и окружили Гвила, с любопытством разглядывая его.

Гвила они заинтересовали не меньше, но он молчал, пока к нему не подошел предводитель — здоровенный косматый мужик в меховой шапке и плаще. От мужика так противно пахло, что Гвил отодвинулся.

— Куда направляешься? — спросил атаман.

— Мне нужно попасть в Музей Человека, — ответил Гвил, — не укажешь ли дорогу?

Атаман кивнул на север, где виднелись горы.

— Осконское ущелье — наиболее короткий и удобный путь, хотя там нет никаких дорог. Когда выедешь из ущелья, то попадешь в неизвестную страну. Впрочем... туда все равно невозможно добраться.

Эта новость не смутила Гвила.

— Откуда ты знаешь, что дорога через Осконское ущелье ведет к Музею?

Атаман пожал плечами.

— Так говаривали наши предки.

Гвил резко повернулся к коню, который стал беспокойно всхрапывать. Ему бросилась в глаза изгородь, за которой копошились несколько человек, очень неуклюжих, восьми-девяти футов ростом. Их тела были обнажены, грязные желтые волосы спутаны, водянистые голубые глаза странно блестели, а восковые лица были грубы и тупы. Гвил увидел, как один из них начал жадно и шумно лакать какое-то мутное пойло.

Юноша поинтересовался:

— Что это за люди?

Атамана удивила наивность Гвила:

— Это же наши оусты, — и он жестом указал на коня Гвила, — никогда не видел такого странного оуста, как у тебя. Наши более покорны и менее злы. И при том у них очень вкусное мясо. — Подойдя ближе к коню Гвила, атаман стал внимательно разглядывать седло и попону, расшитую красными и желтыми цветами: — Какое великолепное покрывало. Мне бы хотелось подарить такое моим оустам.

Гвил вежливо объяснил, почему он вынужден отказать, на что атаман обидчиво пожал плечами.

Загудел рожок.

— Хочешь есть? Еда готова, — оглянувшись, предложил атаман Гвилу.

Бросив взгляд на загон для оустов, Гвил ответил:

— Я не голоден. Мне надо спешить. Благодарю, но вынужден отказаться.

Он вскочил на коня и отправился в путь. Проезжая под огромным даобадом, Гвил бросил последний взгляд на селение. Возле лачуг царило необычайное оживление. Вспомнив, как жадно атаман рассматривал седло и попону, Гвил решил, что дальше медлить опасно. Он заторопился и, подгоняя коня, скоро добрался до опушки леса.

Начиналась саванна. Под копытами коня хрустела сухая трава. Гвил оглядел равнину. Солнце, старое и багровое, как перезревший гранат, садилось на юго-западе, тусклый свет его слабо освещал долину. Видневшиеся в дымке горы выглядели как-то неестественно.