Зиновий Юрьев - Чужое тело, или Паззл президента Страница 31

— Я уже посмотрел бумаги. В 1996 году вы доверили нам чуть меньше двадцати шести миллионов долларов. Сегодня ваш баланс составляет чуть больше тридцати четырех миллионов долларов или почти столько же швейцарских франков. Франк с долларом, как вы знаете, сейчас почти сравнялся. Два года назад баланс был значительно выше, точнее, тридцать девять миллионов. Ведь то были времена дорогих денег. Но кризис пощипал и нас. Часть денег была вложена в акции банка УБС, а он почти что испустил дух.

— Не будем сожалеть о том, что могло бы быть… И без того результаты впечатляющие, и я весьма благодарен вам. Теперь самое главное — то, ради чего я приехал, хотя чувствую я себя не слишком хорошо. Я прошу вас отменить проверку отпечатков пальцев и радужной сетчатки глаз у того, кто в следующий раз назовет мой пароль.

— Вы хотите сказать…

— Именно это. Это буду не я, а этого человека в силу определенных обстоятельств я привезти с собой не мог.

— Да, сэр. Я понимаю. Это условие будет сейчас же включено в ваше досье.

— Прекрасно. Далее. Вполне может быть, что этому человеку, который унаследует мою компанию после… моей кончины… нужны будут деньги на развитие компании. Мне нужно, чтобы вы были готовы предоставить ему кредит на сумму в тридцать миллионов долларов в обмен на пакет акций компании.

— Да, сэр, но при всем к вам уважении вы должны согласиться, что без проверки положения и состояния дел вашей компании эти акции…

— Вы не совсем поняли меня. Речь идет на самом деле о моих деньгах, но нам удобнее, чтобы для наших налоговых органов это выглядело как кредит.

— О, это совершенно другое дело, и я не вижу никаких препятствий…

— Мало того, с высокой степенью вероятности могу вас уверить, что в течение года-двух рыночная стоимость пакета акций, который вы получите, составит сумму значительно более высокую, чем те тридцать миллионов, о которых сегодня идет речь. Поэтому чтобы компенсировать вам определенные хлопоты, связанные с организацией официального банковского кредита, вы сможете продать акции, желательно нам же, но уже по более высокой цене. Маржа и составит ваш гонорар.

— Да, сэр. Все ваши просьбы легко выполнимы, и всё будет сделано так, как вы хотите.

— Отлично. Теперь последнее. В ячейке в вашем сейфе…

— Вы хотите проверить ячейку?

— Вместе с вами.

— Но почему? Это как-то не по правилам. Мы гарантируем нашим клиентам абсолютную тайну содержимого их сейфа. Они спускаются вниз к сейфам сами и могут быть абсолютно уверенными, что остаются со своими сейфами или ячейками совершенно наедине.

— Давайте все-таки спустимся вместе, и я объясню, почему я не хочу наслаждаться один своим сокровищем как скупой рыцарь.

— Скупой рыцарь? Простите, я не совсем…

— Ну, неважно.

Они спустились на лифте в подвал, и директор повернул тяжелое колесо на бронированной двери.

— Я уж забыл, как я найду свою ячейку и как мне открыть ее.

— Ее номер — это первые три цифры вашего пароля, а код замка — последние три цифры.

— Прекрасно. Ага, вот она.

В подвальном помещении было прохладно, где-то еле слышно гудел кондиционер, и звук этот лишь, казалось, уплотнял тишину. В животе Петра Григорьевича опять ожила боль, царапнула внутренности и заставила его остановиться. На мгновенье ему показалось, что вот-вот он потеряет сознание. А что, прекрасная смерть — в банковском подвале перед своим сейфом, подумал он и понял, что время еще не пришло. Умирая, люди не шутят. Господин рак опять втянул свои когти, и Петр Григорьевич осторожно вздохнул. И то, слава богу, вздохнуть — это, оказывается, не такая простая штука. Вдоху, оказывается, можно радоваться, им можно наслаждаться. И нет на свете вина, которое было бы прекраснее.

— Может быть, вам что-то нужно? — участливо спросил директор. — Мне показалось…

— Вам правильно показалось, господин Майрхубер. — Петр Григорьевич заставил себя улыбнуться. — Но я постараюсь не умереть здесь. У меня ведь оплачена только небольшая ячейка, и я в нее, боюсь, не влезу.

Директор посмотрел на Петра Григорьевича и неуверенно улыбнулся. С этими русскими никогда не знаешь, шутят они или говорят серьезно. А то, что перед ним русский, он понял сразу. И не только по акценту. Другие люди, другой менталитет. У одного, вдруг вспомнил он, дюжего клиента, который не говорил ни на одном языке, кроме русского, и от одного взгляда которого сразу становилось зябко: глаза были настороженно-равнодушными, а все руки были в странных татуировках: русалки, кресты и ножи… Хорошо хоть, что вытатуированные, а не настоящие. Зато чемоданчик с пачками долларов был самый что ни на есть настоящий.

Петр Григорьевич осторожно открыл свою ячейку. Если бы он писал детективный роман, из ячейки в этот момент должны были вывалиться человеческие кости и директор должен был завизжать от ужаса. Но роман был не детективный, а банковский, и в ячейке лежали не кости, а большой фолиант в слегка потертом кожаном переплете. Четырнадцать лет ничья рука не касалась фолианта. Хотя что такое четырнадцать лет по сравнению с содержимым тома, где многое насчитывало даже не столетия, а тысячелетия своего существования.

— Это, господин Майрхубер, — торжественно сказал Петр Григорьевич, вытаскивая фолиант, — довольно дорогая, как я понимаю, нумизматическая коллекция. — Он уж и забыл, каким тяжелым был том. А может, он просто так ослабел. — Она состоит из двух частей: древние монеты, от дохристианской Эллады до франкских и кельтских монет. Но, как мне объясняли специалисты, главная ценность коллекции — это необыкновенно полное собрание русских монет, от древненовгородских и киевских до золотых червонцев времен советского нэпа. Сколько этот томик может стоить, я и понятия не имею. Сам я никогда ничего не коллекционировал, разве что сохранил две школьные похвальные грамоты, которыми я был награжден за похвальное поведение в первом и третьем классах. Больше я, увы, ничем в школе не выделялся… Не буду вам рассказывать, каким образом коллекция эта оказалась у меня. Это довольно длинная и грустная история, которых в девяностые годы в России было более чем предостаточно. Так или иначе, коллекция эта оказалась у меня, и с великими трудами, немалым риском и кучей взяток я смог вывезти ее из страны.

Если для меня эта коллекция кроме ее стоимости имеет и какое-то эмоциональное значение, то для моего наследника, боюсь, она будет представлять из себя только товар. Поэтому я прошу вас, без всякой спешки — я понимаю, что рынок сейчас мало подходит для продаж такого рода — оценить коллекцию. А когда рынок поправится и моему наследнику нужны будут деньги, можно будет попытаться продать коллекцию. Целиком ли, по частям — это вы уж решите, когда дело дойдет до продажи. Разумеется, соответствующий гонорар вы получите при продаже.