Леонид Панасенко - Садовники Солнца (сборник) Страница 31

«Это пожалуйста», — улыбнулся Илья и размашисто начертал поперек карточки: «Стремление к всеобщему счастью!»

Подумал немного, хмурясь и поглядывая на письмо сестры. Затем начал писать прямо на карточке:

«Согласен с тобой, Светлана.

Сделать всех людей одинаково счастливыми — это, конечно, прекрасная, но несбыточная мечта, не более. Невозможная мечта, да и ненужная. Счастье — не хлеб, его на равные кусочки не разделишь.

Но!

Но делать людей счастливее можно и нужно. Необходимо!

Поэтому я не приемлю твою (или у кого ты там вычитала?) формулировку — «мы общественно счастливы». Чересчур уж она обтекаемая, удобная для равнодушных. Да, общество в целом счастливо. Но это вовсе не значит, что Анатоль, заблудившийся в собственной душе, имел право убить себя и других, уничтожить огромный труд людей. Это не значит, что общество может позволить таким, как Дашко, паразитировать на чужих интеллектах. Наше всеобщее благополучие ни в коей мере не может оправдать, например, равнодушия к судьбам аборигенов далекой Геи. Видишь, сестричка, как туго все переплелось.

Может, ты помнишь, я с детства люблю старые слова. Выстраданные и испытанные, отмытые в реке времени так, что к ним пришел совершенно новый смысл.

Так вот, Светлана.

Я знаю пока во Вселенной одно божество — человека. И воля его не может быть иной, кроме воли любви, счастья и добра. Это его предопределение, его светлый рок, если хочешь — фатум, но только рукотворный, улыбчивый. Это, наконец, — судьба человечества. Им лично выбранная — раз и навсегда, добытая кровью и потом, и потому непреложная!»

Письмо сестре было как взрыв, как освобождение от сокровенных и давно созревших мыслей.

Сразу стало легче. И сразу навалилась неодолимая усталость, которая собиралась несколько недель подряд и которую он старался отогнать все эти дни…

Где-то над городом пробовала свой голос гроза.

Но Илья уже не слышал ее громыхания. Он спал, неудобно согнувшись в кресле и положив под правую щеку ладонь.

— Вот беда, — пробормотал Гуго, останавливаясь. — Передохнем минутку. Здесь поляна.

Он явно не выдерживал темпа, который задал Илья: часто и трудно дышал, на широком, добродушном лице блестели капельки пота.

— Ты обижаешь свой организм, брат. Запустил совершенно, — укоризненно заметил Илья, хотя все его мысли были сейчас о девочке.

Что с ней?

Где она?

Вокруг стоял ночной лес. Кроны сосен глухо шумели, иногда слышались голоса людей, перекликающихся между собой, вскрикивали потревоженные птицы. В полукилометре от их поляны над лесом неподвижно висел гравилет, поддерживая чашу сверхмощного прожектора. Мертвенный голубой свет, казалось, даже не касался земли. Плавал, клубился над слоем хвои, вместе с туманом стекал на дно оврагов.

«Еще час назад, — подумал Илья, — я мирно спал в кресле. Так мирно, что даже не услышал сигнала вызова. Спасибо Гуго — разбудил…»

Он снова увидел над собой лицо товарища, услышал его взволнованную скороговорку:

— Проснись, брат, проснись скорее. Беда.

— Что случилось? — подхватился он.

Уже на ходу Гуго пояснил:

— Пропала девочка. Нина Лад просила всех, кто свободен, помочь в розыске. Представляешь, — добавил он сокрушенно, — там около десяти тысяч гектаров нетронутых лесов, овраги…

Перед нарядным зданьицем местного отделения Службы Солнца уже собралась толпа. Люди стояли молчаливо, в дождевиках и куртках, с фонариками. У некоторых к поясам были пристегнуты комплекты первой помощи.

— Чего ждать? Чего? — заторопился Гуго. — Машины уже поданы.

К белому пятачку посадочной площадки в самом деле подошла колонна пассажирских гравилетов.

— Спасибо, друзья! — возле входа в головную машину появилась высокая гибкая женщина. Она повернулась лицом к толпе — на груди сверкнул знак Солнца. — Спасибо, но мы не можем забрать с собой всех. Нам нужно сто — сто двадцать добровольцев.

Не обращая внимания на ропот недовольства, Нина Лад продолжила:

— Объясняю суть дела. Девочку зовут Аленой. Двенадцать лет, одежда светлая, легкая. Четыре часа назад она заказала у нас грозу для отца-звездолетчика и побежала его встречать. Девочка не знала, что отец ее не вернулся. Вообще не вернулся… В дом свой Алена так и не вошла. Где она — никто не знает.

— Мог ли кто сообщить ей о несчастье? — спросил чернобородый юноша в куртке службы Сервиса.

Нина Лад покачала головой:

— Исключено. Но хватит об этом. Надо искать.

И вот уже два часа, как длятся поиски. Что с девочкой? Где она?

— Давай разойдемся, — предложил Илья Гуго. — Так будет быстрее.

Света прибавилось — над лесом зажгли еще два прожектора. Прибавилось и тумана. Он поднимался, будто паводковая вода, струился вверх, к верхушкам, скрадывая контуры стволов. От него веяло холодом и тревогой.

Что с Аленой?

Мигнул браслет связи. К Илье тотчас вернулись ночной лес, туман, голоса людей и птиц.

— Будьте все внимательны, — предупредила Нина Лад. — Только что нам сообщили: во время грозы девочку видел биоархитектор Евгений Павлов. Это в вашем квадрате, Илья, за питомником. Павлов окликнул ее, но девочка или не услышала, или не обратила внимания. Бежала сломя голову. Глаза дикие, остекленевшие…

— Спасибо за информацию. Ищем.

«Скорей всего аффективно-шоковая реакция, — подумал Илья, перебирая свои медицинские познания. — Форма гиперкинетическая: реакция «двигательной бури» по Кречмеру. Похоже, очень похоже. Паническое бегство, движения беспорядочны и хаотичны. Где находится, что с ним — человек не осознает…»

В чаще испуганно ухнул филин. Туман разрастался, осторожно обходил ветки, будто боялся поколоться о хвою.

— Илья-я-я!

Возглас долетел глухо и невнятно, откуда-то из темных глубин оврага.

— Сю-ю-да-а! — опять позвал Гуго.

Илья поднял руки, чтобы защитить лицо, и ринулся вниз.

Девочка лежала на боку, неестественно повернув голову, а Гуго суетился вокруг и только мешал.

— Вызывай гравилет, — отрывисто бросил Илья, поднимая маленькое закоченевшее от холода тельце на руки. — Здесь они не сядут, деревья мешают, пусть идут за нами по пеленгу. К поляне.

Выражение ужаса, застывшее на лице у девочки, изменило ее черты, к тому же в овраге было темно, однако Илья все равно почувствовал в облике Аленки нечто очень знакомое.

«Странно… Я определенно где-то ее видел. Впрочем, лучше под ноги смотри. Чертовски скользко! А диагноз подтвердился. Классический случай, по Кречмеру. После «двигательной бури» — реакция «мнимой смерти»… Бедная девочка. Как тебя горе ударило… А что, если попробовать? Нет, гипноз сейчас ничего не даст… А что, если…»