Валентин Рич - Мушкетеры (Сошедшие с неба) Страница 31

Раньше Матвей чувствовал себя просто зачинщиком. Человеком, который ввёл мяч в игру. Самое большее — одним из команды. Теперь он знал: всё зависит от него. Гол в ворота противника может забить только он.

Нет, решить задачу старым методом было невозможно! И эта невозможность, как уже не раз случалось в науке, привела Матвея к открытию. Собственно говоря, сам он вовсе не считал это открытием. Напротив, когда ему пришла мысль воспользоваться наведённой радиацией, он схватился обеими руками за голову и горестно простонал: «Дурень!»

Наведённая радиация и в самом деле не была новостью. С тех пор как были обнаружены космические лучи, учёные знали, что они бомбардируют всё, что находится на поверхности Земли. Словно маленькие снаряды, вонзаются космические частицы в людей, в деревья, в камни, оставляя невидимые следы. Чем дольше лежит камень на поверхности, тем больше на нём следов.

А если спрятать камень в пещеру? Что случится тогда? Только маленькая часть космических снарядиков пробьётся сквозь свод пещеры и достигнет камня. Остальные застрянут в толще свода. Поэтому в спрятанном в пещере камне гораздо меньше потревоженных атомов, чем в его собратьях, оставшихся снаружи, без защиты. Тем меньше, чем дольше он пролежал в укрытии.

Но разве всё это относится только к камню? Конечно же, нет! Вместо камня в пещеру можно поместить глиняный черепок или монету. Или кусочек охры... Да, охры, черт побери!

Восемь дней, которые понадобились четырем граммам жёлтой краски, соскобленной Фернаном с ноги Майиного космонавта, для того чтобы добраться до Москвы, — все эти восемь дней Матвей почти не смыкал глаз.

И всё-таки он не успел бы закончить расчётов, если бы не Григорий, который носился, как вихрь, по институтам, лабораториям, конструкторским бюро, молниеносно выполняя все поручения Матвея: уговаривал, доставал, увязывал, добивался, пробивал, уламывал...

И когда пробирка с жёлтым порошком на дне достигла лаборатории Белова, её уже ждал новый прибор. Правда, он не был так законченно компактен и красив, как термоанализатор с его радужным столбиком. Большой чёрный цилиндр, похожий на голландскую печь, не вмещал всей аппаратуры, и провода тянулись от него вверх — к ячейкам транзисторов, вниз — к трансформатору, вбок — к осциллографу.

Зато точность его была замечательной. Вчера на последнем испытании тройное повторение опыта с единственным привезенным Тарасюком саммилитом дало числа: 19 200, 19 800 и 21 000. То есть двадцать тысяч лет плюс-минус тысяча. Сомнений быть не могло — маленькая полупрозрачная груша появилась на Земле двадцать тысяч лет назад. Всего двадцать тысяч лет назад!

...Приняв из рук Тарасюка драгоценный жёлтый порошок, Белов вытолкал Григория за дверь, разделил содержимое пробирки на десять равных частей и начал опыт.

Он вышел из лаборатории в полночь, на четвёртые сутки, проделав подряд десять скрупулёзнейших исследований.

В зубах у него похрустывал задубевший бублик, руку оттягивал тяжёлый портфель. В портфеле лежала метрика Майиного космонавта.

Нет, Майя никогда не могла нарисовать картину, рядом с которой сфотографировал её этот прохвост, назвавшийся Смитом. Да что там Майя! Ни одна из её прабабушек не могла бы это сделать... по той простой причине, что прибор засвидетельствовал: жёлтая охра из присланной Фернаном Гизе пробирки попала на стенку пещеры за двадцать тысяч лет до рождения Машиной прабабушки. В то же самое тысячелетие, когда неподалеку от ущелья Джаббар, на плоской, как стол, равнине появились саммилиты. В то же самое!

Есть у юристов такое понятие — алиби. Если нити преступления ведут к человеку, который доказал, что в момент преступления он находился в другом месте, то он доказал свою невиновность. Нити обрываются, и надо искать другие.

Майин космонавт никогда не докажет своего алиби! В то время, когда странные полупрозрачные капли появлялись в Саммили, он был там!

Проходя через вестибюль, Белов увидел своё отражение в зеркале и ужаснулся. Щеки заросли рыжеватой щетиной. Бакенбарды делали его ещё более похожим на великого поэта.

Он отвернулся от зеркала и только тут заметил поднимающуюся с вахтерского кресла долговязую фигуру.

Фигура потянулась и добродушно проговорила голосом Тарасюка:

— Ты памятник себе воздвиг нерукотворный?

Если бы Белов не провёл три дня и четыре ночи запершись в лаборатории, он, может быть, и удивился бы виду своего друга. Глаза у Тарасюка покраснели, будто это не Матвей, а он просидел за приборами трое суток кряду. Подбородок стал похож на чёрную щетку.

Но Матвей был слишком утомлён и слишком переполнен радостью от удачно законченной работы, чтобы что-нибудь заметить. Откуда было знать ему, что, покончив дела с аппаратами и материалами, нужными для исследования краски, Григорий не только не пребывал в безделье, ожидая результата, но, наоборот, был занят все последние дни (и даже частично ночи) сверх всякой меры.

Матвей был бы немало удивлен, если бы узнал, что последние трое суток Тарасюк спешно готовил новую экспедицию, вел нескончаемые беседы по междугородному телефону о делах, имеющих непосредственное отношение к его, Белова, гипотезе, с людьми, весьма далекими как от астрономии, так и от археологии.

Удивление Матвея возросло бы ещё больше, если бы он узнал, что всю эту кутерьму вызвала вручённая Тарасюку академиком старинная рукописная книга о путешествии по Московии, содержащая описание множества «див и чудес».

...Однако Белов ничего этого не знал и потому на вопрос Тарасюка о нерукотворном памятнике ответил без тени сомнения:

— Воздвиг! Они прилетели двадцать тысяч лет тому назад.

— Какая жалость! — воскликнул Григорий. — Мы с тобой опоздали всего на двести веков! Когда ты сможешь доложить на секторе?

— Завтра, — решительно ответил Матвей.

— Завтра ты будешь спать! — так же решительно возразил Григорий и, обняв Матвея за плечи, повёл его к выходу. — Завтра ты будешь спать, как сурок. Послезавтра — готовить доклад. А у меня есть срочное дело. Придется улететь из Москвы...

Они вышли из института. Тарасюк усадил Белова в машину, уселся сам и включил зажигание.

Глава третья

СЕРЁГИН ДЕЙСТВУЕТ

Спрашивается, где справедливость?

Ведь всё началось именно с Леонида Серёгина, с того, что к нему пришел Матвей Белов.

Если бы не журналист Серёгин, ещё неизвестно, как обернулось бы дело у физика Белова, археолога Тарасюка, спелеолога Гизе, филолога Кремневой, Халида и у многих других людей, так или иначе причастных ко всей этой истории.