Андрей Бондаренко - Под Южными Созвездиями Страница 31

— Я всё понимаю.

— А никто в твоей понятливости и не сомневается…. Предлагаю — в качестве промежуточного решения — следующее. Первое. Я буду держать твою кандидатуру — в качестве возможного наследника и достойного приемника — в виду. Всерьёз держать. То есть, рассматривать, думать, проверять и перепроверять…. Надеюсь, без обид?

— Не вопрос, — согласно кивнул головой Макс. — Спешка в таких серьёзных делах строго противопоказана. Каждый овощ — перед употреблением — должен созреть. В обязательном порядке.

— Всё правильно, Путник, излагаешь…. Второе. Если тебе — во время пребывания в Сан-Анхелино — понадобится реальная и действенная помощь, то смело обращайся. Помогу — чем смогу.

— Договорились.

— А чего тогда — такой кислый и задумчивый? — лукаво и понимающе усмехнулся дон Луис. — Любопытство разбирает?

— Это точно, разбирает. Хотелось бы, всё-таки, узнать, что стоит-прячется за этим тропическим «Карнавалом Святого Джедди». Или, хотя бы, расплывчатый намёк получить.

— Намёк, говоришь?

— Ага. Ну, в качестве налаживания доверительных родственных отношений.

— Ладно, юноша, уговорил. Намёк, так намёк…

Пройдя по запутанным коридорам, они вышли на стандартную лифтовую площадку, зашли в маленький, но весьма комфортабельный лифт и спустились вниз.

«Судя по характерным звукам, метров на двенадцать-пятнадцать», — отметил Максим. — Всё по-взрослому. Без дураков…».

Новый виток запутанных и изломанных коридоров. Тяжёлая металлическая дверь, отомкнутая сеньором Романо с помощью двух массивных бронзовых ключей. Вторая солидная дверь, открытая с помощью прикосновения большого пальца левой руки к специальному датчику, вмонтированному в дверной косяк.

— Прошу, — приглашающе махнул рукой дон Луис. — Проходи, Путник. Не стесняйся. Смотри…

За дверью обнаружилось совсем небольшое помещение — не более десяти квадратных метров, в котором находился только один экспонат: прямоугольная базальтовая плита (чёрная-чёрная, понятное дело, общей площадью порядка двух с половиной метров квадратных), на которой были выбиты (нанесены с помощью неизвестной технологии?), незнакомые ярко-золотистые письмена — рунической направленности.

— Могильная плита? — уточнил Максим. — Ну, да. Понимаю…. А есть перевод… э-э-э, данной эпитафии?

— Есть, — коротко кивнув головой, подтвердил владелец коллекции. — Слушай. Здесь написано: — «Черный снег. Хрустальные слезы. Хрустальные слезы на чёрном снегу. Но это еще не конец, нет…. Мир по-прежнему осязаем. И слышна еще печальная свирель…. Но, вот, хрустальные капли постепенно мутнеют, трескаются и превращаются в серую пыль. Светлая музыка стихает. Остаётся только черный снег. И тоненькая звенящая тишина…».

После минутной задумчивости Макс спросил:

— И что всё это значит?

— А это, Путник, ничего — ровным счётом — не значит. Просто — старинная хоббитанская молитва. Её во время похорон хоббиты произносили (да и до сих пор, наверняка, произносят), перед тем, как бросить на хоббитанский овальный гроб первый ком земли, — прозвучал совершенно неожиданный ответ.

— Хоббитанская молитва?

— Да, дружок, хоббитанская, — грустно усмехнулся дон Луис. — Вот, тебе и намёк…. Легче стало? Понятнее?

— Не очень.

— И я о том же…. Ещё один намёк?

— Пожалуй, — согласился Макс.

— Этот год — «ведьмин».

— И как понимать эту загадочную фразу?

— Как хочешь, так и понимай. Всё, экскурсия закончена…

Они вернулись — прежним маршрутом — в гостиную-столовую.

— Опаньки, вот оно даже как, — подойдя к высокому стрельчатому окну, восхитился сеньор Романо. — Не ожидал, право слово. Полюбуйся-ка, Путник. Не пожалеешь.

Действительно, картинка за окном была безупречно-красивой и неожиданной: каурая, крепко сбитая, в редких белых пятнышках лошадка то шла бодрым аллюром, то резко переходила на медленный и плавный галоп, иногда умелый и опытный наездник, облачённый в белый полотняный костюм, поднимал лошадь на дыбы, после чего заставлял её несколько раз подряд крутануться на месте…

— Ловок, ничего не скажешь, — одобрительно усмехнулся дон Луис. — Натуральная бестия…. Как он тебе, потенциальный приемник?

— Нормально, — чуть заметно улыбнулся Максим. — Нашли, что называется, общий язык. Да и регулярные совпадения глобальных мироощущений имеют место быть.

— Ну-ну. Как говорится — Бог в помощь…

Через некоторое время Луиза и Мегре вернулись.

— У вас, комиссар, замечательная школа выездки, — похвалил хозяин виллы. — И лошади, такое впечатление, вам полностью доверяют. А это, как показывает практика, дорогого стоит…

— Старинные семейные традиции, — скромно потупился сеньор Кастильо. — Гены, так сказать, помогают…. Кстати, дон Луис. Вчера на «Карнавале Святого Джедди» английский принц Чарльз рекомендовал вас в качестве замечательного рассказчика всяких и разных интригующих историй, а также как непревзойдённого знатока местного фольклора.

— Вас, дон Мануэль, интересует что-то конкретное?

— Да. Легенда — «О непорочной девице Анхелине Томпсон и об её жёлтой розе».

— Хм…. Странно, что вы ещё не знакомы с этой весьма симпатичной и поучительной притчей. Вам, безусловно, она покажется интересной. Ну, и полезной, конечно же. Слушайте, любопытные идальго. И мотайте, понятное дело, на ус…

Эта история произошла лет сто семьдесят тому назад, а может, и все двести двадцать пять. Никто уже толком и не помнит.

Стояла себе — жила-поживала — на берегу тропического лазурно-изумрудного ласкового моря безымянная карибская деревушка. А может, просто маленький посёлок, регулярно и исправно дававший приют разным тёмным (и светлым), личностям, а также авантюристам всех мастей — пиратам, золотоискателям, охотникам за старинными кладами, закоренелым преступникам, скрывавшимся от правосудия стран Большого Мира, влюблённым, обручившимся против воли строгих родителей.

Белые, вест-индийские негры, метисы, мулаты, дикие индейцы, всякие — в буро-малиновую крапинку. Короче говоря, та ещё публика, живущая весело, разгульно и беспутно…

А какое настоящее беспутство, собственно говоря, может быть, если женщин в деревушке практически и не наблюдалось? Так, только несколько низкорослых индианок, да толстая старая афроамериканка донья Розита, владелица скромного трактирчика — «La Golondrina blanka».

И вот, представьте себе, в католической Миссии, что располагалась рядышком с этим посёлком отвязанных авантюристов, появляется девушка-американка необыкновенной красоты — высокая, стройная, фигуристая, молоденькая. Ухаживает в Миссии за больными и калеками, детишек индейских обучает английскому языку и азам математики, а в деревне появляется только по крайней необходимости — чтобы купить в местной галантерейной лавке ниток-иголок, да наведаться на почту.