Daniel Keyes - Цветы для Элджернона (роман) Страница 32

Штраус говорил в основном о теории и технике нейрохирурги. Он в деталях описал, каким образом, определив местонахождение гормональных контрольных центров, ему удалось изолировать и стимулировать их и в то же время удалить участки коры, синтезирующие гормоны-ингибиторы. Он изложил теорию блокировки энзимов, после чего перешел к описанию моего состояния до и после операции. Присутствующим были розданы фотографии (и когда их только успели сделать), и по кивкам и улыбкам я заключил, что большинство согласны с тем, что «пустое» выражение лица уступило место «внимательному и интеллигентному».

Я появился здесь как часть научного труда и не сомневался, что меня выставят в витрину, но все говорили обо мне так, словно я представляю собой нечто едва только созданное. Ни один из участников симпозиума не думал обо мне как о живом человеке. Постоянное сопоставление «Элджернона и Чарли», «Чарли и Элджернона» ясно показало, что они рассматривают нас обоих как подопытных животных, не имеющих права на существование вне стен лаборатории. Но, не переставая злиться, я никак не мог избавиться от ощущения, что что-то здесь не так.

Наконец пришел черед главы проекта, профессора Немура, обобщить сказанное и получить свою долю восхищения. Долго же пришлось ему ждать этого дня.

Надо отдать ему должное – он произвел прекрасное впечатление, и я с удивлением обнаружил, что соглашаюсь с ним и в нужных местах даже киваю головой. Тестирование, эксперимент, операция, мое последующее развитие – все это он описал в деталях, украшая речь цитатами из отчетов, в большинстве своем совсем не теми, что хотелось бы услышать мне. Слава богу, у меня хватило ума не включать в отчеты некоторые детали, касающиеся наших отношений с Алисой.

…И вот, уже кончая доклад, он сказал это:

– Все мы, участники эксперимента, горды сознанием того, что исправили одну из ошибок природы и создали новое, совершенно исключительное человеческое существо. До прихода к нам Чарли был вне общества, один в огромном городе, без друзей и родственников, без умственного аппарата, необходимого для нормальной жизни. У него не было прошлого, не было осознания настоящего, не было надежд на будущее, Чарли Гордона просто не существовало…

Не знаю, почему меня разозлила именно эта фраза – для меня не было новостью, что участники чикагского симпозиума придерживаются того же мнения. Мне захотелось встать и крикнуть: «Я – человек, я – личность, у меня есть отец и мать, воспоминания, история. Я был и до того, как меня вкатили в операционную!»

И тут я четко увидел то, что смутно беспокоило меня, когда говорил Штраус, и потом, когда Немур подводил итоги. Они ошиблись… ну конечно! Статистические оценки периода, необходимого для доказательства необратимости перемен, основывались на ранних экспериментах и относились к постоянно тупым или постоянно разумным животным. Но совершенно очевидно, что для животных, чей интеллект возрос в два-три раза, период ожидания должен быть неизмеримо большим…

Следовательно, выводы Немура преждевременны. В нашем с Элджерноном случае надо было ждать дольше, значительно дольше… Профессора совершили ошибку, и никто не заметил ее! Меня словно парализовало. Не только Элджернон, но и я сижу в клетке, построенной вокруг меня.

Сейчас посыплются вопросы, и, не дав пообедать, меня заставят развлекать мировую элиту. Нет! Пора убираться отсюда.

– …в некотором смысле он – результат глубоко продуманного психологического эксперимента. На месте почти пустой оболочки, обузы для общества, не без оснований опасающегося его безответственного поведения, мы имеем настоящего человека, готового внести свою лепту в дело всеобщего прогресса. Мне представляется, что несколько слов, сказанных самим Чарли Гордоном…

Черт бы его побрал. Он не понимает, о чем говорит. Я с удивлением увидел, как палец, перестав подчиняться моей воле, отодвигает задвижку на клетке Элджернона. Он внимательно посмотрел на меня, выскочил из клетки и побежал по длинному столу, за которым восседал президиум. Сначала его почти не было видно на белоснежной скатерти, но вот одна из женщин взвизгнула и вскочила на ноги, опрокинув при этом свой стул и графин с водой. Барт закричал:

– Элджернон сбежал!

– Элджернон спрыгнул со стола на сцену, а с нее – в зал.

– Ловите его! Ловите! – пронзительно завопил Немур в аудиторию, превратившуюся в спутанный клубок рук и ног. Некоторые из женщин (не экспериментаторы) залезали на неустойчивые складные стулья, а в это время остальные, горя желанием изловить беглеца, сбивали их оттуда.

– Закройте задние двери! – крикнул Барт, до которого дошло, что Элджернон достаточно умен и направится именно туда.

– Беги! – услышал я собственный голос. – В боковую дверь!

Через несколько секунд кто-то закричал:

– Он выскочил в боковую дверь!

– Ради бога, поймайте же его! – умолял Немур.

Толпа вывалилась из зала в коридор. Элджернон, резво перебирая лапками, вел охоту. Под столами в стиле Людовика XIV, вокруг пальм в кадках, по лестницам, в фойе. К погоне присоединялись встречные. Наблюдая, как они носятся взад и вперед, гоняясь за белой мышкой, которая была умнее многих из них, я получал ни с чем не сравнимое удовольствие.

– Смейся, смейся, – фыркнул Немур, наткнувшись на меня. – Если мы не поймаем его, все пойдет насмарку.

Изображая усердие, я поднял мусорную корзину и посмотрел, нет ли под ней Элджернона.

– Знаете ли вы, что ошиблись и его поимка уже не имеет никакого значения.

В эту секунду из дамской комнаты с визгом выскочили полдюжины женщин, в отчаянии прижимая юбки к ногам.

– Он там! – крикнул кто-то, и вся толпа в нерешительности остановилась перед табличкой «Для дам». Я первым пересек невидимый барьер и вошел в священные врата. Элджернон сидел на раковине, рассматривая свое отражение в зеркале.

– Пойдем, – сказал я. – Я тебя не брошу. – Он позволил мне взять себя и посадить в карман пиджака. – Сиди тихо, я сам тебя выну.

Тут ворвались другие. На их физиономиях было написано, что они ожидают встретить здесь толпу вопящих обнаженных леди. В самый разгар поисков я вышел в коридор и услышал голос Барта:

– Тут дырка для вентиляции. Может, он шмыгнул туда?

– Посмотри, куда она ведет, – сказал Штраус.

– Беги на второй этаж, – сказал Немур Штраусу, – а я спущусь в подвал.

Силы разделились. Я последовал за батальоном, ведомым Штраусом, на второй этаж, где все занялись поисками выхода вентиляции. Когда Штраус и Уайт повернули направо в коридор В, я повернул налево, в коридор Б, и на лифте поднялся в свою комнату.