Джон Кристофер - Долгая зима Страница 32

– Это наиболее подходящая вещь для англичанина при данных обстоятельствах, как вы понимаете, сэр. Говорят, она приносит счастье.

На их лицах появились льстивые улыбки, заставившие Эндрю заподозрить, что здесь не все чисто и что покупка, несмотря на все их заверения, выставит его в смешном свете. Однако они уже заплатили ему фунт плюс пять шиллингов за покупку, и этого было вполне достаточно. Он попозировал перед камерой и успел заметить, что оператор заснял его босые ноги. Затем наступил черед интервью.

Эндрю имел дело с профессионалами; у него было достаточно опыта, чтобы понимать, что к чему. К нему обращались с должным почтением, однако не обошлось без насмешек и подмигивания собравшейся публике, только и дожидавшейся сигнала, чтобы расхохотаться. Будучи режиссером, организовавшим в свое время сотни подобных интервью, он с иронией и удовлетворением отнесся к необходимости выступать в роли жертвы. Эндрю сделал все, что от него требовалось, и даже больше. Отвечая на вопрос о своей былой профессии, он не стал скрывать правду и порадовался, увидев, что телевизионщиков его ответ застал врасплох.

Однако интервьюер быстро оправился и ограничился шуточками насчет смены общественного статуса, заставив Эндрю признать про себя, что даже он не смог бы выпутаться из затруднительного положения с большим достоинством.

По дороге домой он купил еды и приготовил ужин. Вернувшись с работы, Мадлен принюхалась и вопросительно посмотрела на него:

– Мясо?

– Будем праздновать мою новую карьеру на телевидении. – Он увидел, как расширились ее глаза, и заторопился с объяснением, пока у нее не успела зародиться надежда, чреватая разочарованием. – Меня поймали на рынке телевизионщики. Я заработал «деш» за сотрудничество с ними.

Целый фунт!

– Я рада, – улыбнулась Мадлен. – Но не лучше ли было бы сэкономить? – Она подошла к нему за поцелуем. – Нет, не лучше. Тебя надо подкормить.

– И тебя.

– Вдруг Кэрол посмотрит эту передачу…

– Вот уж не знаю. Я старался не выглядеть слишком жалким.

Она подтолкнула его к столу.

– Зато теперь выглядишь. Я довершу начатое тобой.

– Еще я купил плитку шоколада. Для пудинга.

Она деланно рассмеялась:

– Безумие! Ладно, не важно. Хоть раз пошикуем в этой короткой жизни.

Спустя два дня, примерно через час после того, как Мадлен отправилась на работу, в дверь хижины постучали.

Эндрю был занят починкой плетеного стула, зиявшего дырами.

– Открыто! – крикнул он. – Входите!

Он ожидал увидеть кого-нибудь из местных обитателей, хотя они обычно просто врывались в комнату и стучали только в случаях, если дверь удерживала задвижка. Однако в распахнувшейся двери стоял незнакомец – африканец в шелковой рубашке и ладно скроенных брюках. На его ногах были элегантные туфли из телячьей кожи, забрызганные местной грязью. Он был среднего роста, коренаст, на его носу красовались черные очки в дорогой толстой оправе. Он не сразу разглядел в полутьме мерзкой конуры ее хозяина.

– Это вы, Эндрю? – позвал он.

Стоило ему заговорить, как Эндрю все вспомнил; перед ним стоял негр из группы стажеров, в свое время заблудившийся в их лондонской студии, которого он угостил ужином в своем клубе. Припомнилось и благодарственное письмо откуда-то из Африки – в то время обратный адрес не сказал ему ровно ничего. Сперва у него было намерение ответить на письмо, но потом он решил, что это будет пустой тратой времени.

– Да, – подал голос Эндрю, – это я. Что же вы, входите! Боюсь, что не могу предложить вам ничего, кроме вот этого стула. Должен сознаться, что запамятовал ваше имя.

У меня неважная память на имена.

– Абониту. Вы говорили, что станете называть меня Або. – Гость улыбнулся. – Я только потом узнал, что так кличут австралийских аборигенов.

– Теперь помню. Несколько рюмок виски и бутылка бургундского.

– Бордо, – уточнил Абониту. – «Латур».

– У вас отличная память, – восхищенно произнес Эндрю. – Просто я обычно пил бургундское.

– А в тот раз нам порекомендовали именно эту марку.

Я хорошо помню этот вечер. Хотите выпить сейчас?

– В последнее время я как-то воздерживаюсь от спиртного.

– Прошу вас! Мне надо с вами поговорить. Разговор пойдет лучше, если у нас будет что выпить.

– Спасибо, – решился Эндрю. – Только чтобы место было не слишком шикарным. У меня неподходящий вид для порядочного бара.

– Я позабочусь об этом, – пообещал Абониту.

Выйдя на свет, они почти не разговаривали. Такси довезло их до бара на набережной. Это было новое заведение с окошками в форме иллюминаторов, интимным освещением и толстым ковром на полу. В холле молоденькая итальянка сняла с них обувь и предложила взамен расшитые золотой тесьмой небесно-голубые тапочки.

– У них осталось шотландское виски, – сообщил Абониту. – Составите мне компанию?

– С радостью, – ответил Эндрю.

Они уселись в алькове. Абониту поднял рюмку.

– За вас, Эндрю! – провозгласил он. – За ваши будущие успехи!

– Да. И за ваши!

– Вам они нужнее. – Нигериец улыбнулся. – Я видел ваше интервью на студийном просмотре.

– Я так и подумал, что ваш визит связан с моим появлением на телеэкране. – Эндрю пригубил виски, ощущая на языке знакомое, но основательно забытое пощипывание. – Весьма вам благодарен.

– Дружище, я не поверил своим глазам! – Абониту не смог сдержать смеха. – Чтобы Эндрю Лидон покупал обезьяний член у торговца амулетами!

– Так вот что это было? А они утверждали, что эта вещь приносит счастье…

– Наверное, так оно и есть – в каком-то смысле. – Лицо Абониту обрело свойственное ему выражение заинтересованности и одновременно важности. – Не беспокойтесь, Эндрю. На экран это не попадет. Я начисто вырезал эпизод с вами.

Эндрю пожал плечами:

– Я не стал бы возражать, чтобы он пошел. Теперь, видимо, придется вернуть фунт? Боюсь, он почти полностью растранжирен.

– Эндрю, я весьма опечален, что вы дошли до такого состояния. Поверьте, я говорю правду. Когда я увидел ваше лицо на экране монитора, мне очень захотелось разыскать вас, но одновременно я чувствовал смущение, ибо боялся, что приведу в смущение вас. С этим все ясно?

– Более или менее. Однако вам не следовало волноваться. Смущаться может только тот, кому еще удается держаться на поверхности.

– Я, к примеру? Думаю, вы совершенно правы. Тот вечер, когда вы угостили меня ужином, – для вас, возможно, малозначительный эпизод, для меня же это было необыкновенно важно. Чтобы так запросто отужинать в клубе на Пэлл-Мэлл… Раньше я только читал о такой жизни, вы понимаете меня… Это было чудесно, Эндрю! Я попытался выразить это в своем письме из Африки, но, возможно, не добился цели.