Колин Уилсон - Живые мертвые Страница 32

Прошло несколько секунд, прежде чем до Найла дошло, что темень как была, так и осталась, просто паук передает мысленную картину того, что вокруг, как и при «полете» над горами.

Найл ожидал, что его заведут в какой-нибудь подвал или подземелье, вместо этого провожатые несколько раз свернули направо и продолжали спускаться. Когда спуск, наконец, закончился, над головами у них пролегала толща высотой, пожалуй, с саму башню.

Коридор, в котором очутились, был около двух метров в ширину и три в высоту; сводчатый потолок и стены из неотесанного камня, грубо вделанного в раствор. Асмаку из-за роста приходилось идти подобравшись, чтобы не задеть стену или потолок; было ясно, что коридор построен не пауками и не для пауков.

В десяти метрах по ходу коридор перегораживала массивная дверь, доски которой стягивали полосы кованого железа. При их приближении лязгнули засовы, и дверь распахнулась. За ней стоял бойцовый паук, который тут же распростерся перед Асмаком. Тот тоже ответил каким-то приветствием (пауки всегда в этом отношении очень скрупулезны), затем «боец» сунулся в стенную нишу, давая место для прохода. Найл на секунду проникся жалостью к восьмилапому, час за часом неотлучно простаивающему в этой холодной темноте, и только тут вспомнилось, что все пауки в этом городе так или иначе связаны между собой, так что никто из них не бывает ни забыт, ни заброшен. Это люди, наоборот, заслуживают жалости.

Воздух был застоявшийся и отдавал плесенью. Кроме того, стоял жуткий холод. Впрочем, Найлу он не доставлял неудобства – от контакта с Асмаком по телу разливалось приятное тепло, как после хорошей разминки в зимний день.

И не только это: несмотря на то, что туловище паука фактически загораживало вид, все равно коридор «просматривался» на существенное расстояние. Впечатляло то, насколько хорошо Асмаку известен буквально каждый сантиметр коридора: картина передавалась с такой точностью, словно коридор в самом деле был освещен. Кое-где стены уже требовали основательного ремонта, на полу лежали каменные глыбы. На одном из участков проседал потолок, и его подпирали деревянные балки, а их – плотно вбитая меж стен лесина, лежащая на полу. Подобные препятствия Асмак огибал без малейших колебаний. В одном месте коридор пресекался с ходом помельче, идущим под наклоном вниз. Пол возле него был покрыт слизью с неприятным гнилостным запахом. Асмак мгновенно предупредил «скользко!», Найл двинулся осторожнее и благополучно миновал этот пятачок.

До поры Найл разделял умственное состояние паука как сторонний наблюдатель. Передаваясь напрямую, ментальность Асмака воспринималась четче, чем человеческий голос, но, в принципе, таким же образом. А теперь, расслабившись, Найл почувствовал, что собственное сознание смешалось с паучьим настолько, что теперь трудно определить и границу. Не совсем обычное ощущение. Сознание Асмака было настолько «прочнее», чем его собственное, что с невольной обостренностью чувствовались уязвимые места человеческого ума. Вспомнилось состояние, которое возникает от использования медальона, усиливающего волю. Но от медальона наступает истощение, он забирает энергию. Паучье же сознание имело грандиозную, неистощимую силу, обновляющуюся каким-то образом через живую увлеченность. Все это вызывало светлую радость, но тем не менее Найл ею не обольщался. Было что-то жесткое и своекорыстное в этом цепком сознании, оно никак не утоляло некую потаенную жажду по утонченности и сложности…

Из этих размышлений Найла вывело неожиданное осознание, что они уже не идут больше по рукотворному коридору. Тот расширился, а стены по обе стороны были теперь вроде бы из скальной породы – не то мел, не то известняк. Пол под ногами неровный, хотя во многих местах видно, что он специально нивелировался инструментом. Еще через сотню метров это был уже по сути не коридор, а широкая галерея, свод которой подпирали неровные колонны все из той же белой породы. Очевидно, галерея была проточена водой в какую-нибудь отдаленную геологическую эпоху. Неровный пол по-прежнему покрывали мелкие лужицы. Прошли по одной – глубина по щиколотку, а вода холодная как лед. Сверху размеренно шлепались капли, звук в тишине расходился необычайно гулко.

Они шли уже с полчаса и одолели, наверное, не меньше двух миль. Найл стал невольно прикидывать, в каком направлении они сейчас движутся. Его немой вопрос «подслушал» Асмак и сразу же выдал, что идут они строго на восток. Найл прикинул: значит, должны находиться где-то под «индустриальной зоной», к востоку от главной площади.

Через десять минут до слуха донесся странный отдаленный гул. По мере того как звук нарастал, становилось ясно, что это шум несущейся воды. Несмотря на повышенный тонус, не так-то просто было подавлять растущую взвинченность. Не из-за какого-то недоверия к Асмаку, от которого Найл теперь зависел полностью, но просто из инстинктивной боязни перед неизведанным. Стоило прямо-таки большого усилия сдерживать опасения, что Асмак не задумал какой-то каверзы.

Через несколько секунд воздух затопил шум бегущей воды, ровный и непрерывный. Они, замедлив шаг, остановились на берегу широкой реки. Темная вода неслась стремительно, но настолько гладко, что лишь отдельные взвихрения поверхности выдавали недюжинную скорость. Найл с облегчением увидел, что через реку переброшен металлический мостик с перильцами по обе стороны реки. Вода, когда переходили, неслась под самыми ногами. На середине моста, сделанного из сварных листов металла, шум был просто оглушающим; впечатление такое, что где-то в четверти мили вниз по течению бушует водопад. Асмак, видно, тоже нервничал: он, как и все смертоносцы, испытывал естественную неприязнь к воде.

По ту сторону вид менялся, белую породу сменила темная, похожая на гранит. Теперь они пробирались уже не по коридору, а по какой-то щели в скальной породе; которая образовалась, вероятно, от землетрясения или извержения вулкана. И тут сердце Найла сжалось от безотчетного страха. Плоскость под ногами кренилась влево и идти приходилось крайне осторожно, чтобы не поскользнуться. Эта «дорога» петляла и изгибалась меж двумя совершенно отвесными стенами. Шум воды вскоре стих позади, и они снова пробирались в тишине, в которой шаги Найла звучали зловеще гулко (пауки, не в пример ему, ступали мягко как кошки).

Судя по благоговейному предощущению, пробудившемуся у Асмака, цель была уже недалеко. Природа этого чувства легко угадывалась, стоило проникнуть на более глубокий уровень сознания Асмака, но Найл понимал, что такое бесцеремонное вторжение вызовет определенное неодобрение паука.

Высота прохода между отвесными стенами все сужалась, пока, наконец, не образовалась эдакая стреловидная арка. Камень под ногами, судя по всему, пытались сровнять, но его твердость сводила все усилия на нет, поэтому ступать приходилось осторожно, чтобы ненароком не подвернуть ногу. У Греля и Асмака такой проблемы не было: лап столько, что споткнуться никак невозможно. Между тем проход все сужался и обоим приходилось подгибать ноги, а брюхом прижиматься к самому полу. В одном месте зазор составлял от силы полтора метра, надо было нагибать голову, чтобы не стукнуться о свод. Асмаку, чтобы протиснуть свое внушительное туловище между стен, приходилось двигаться очень медленно. Стены, казалось, давили, становилось страшно, и тут вдруг проход, резко расширившись, подошел к концу, Найл очутился в большой пещере, с высотой свода, пожалуй, метров двадцать. Какой-нибудь другой выход на глаза не попадался, стены были абсолютно глухие. Но пещеру Найл сознавал лишь постольку, поскольку «видел» ее через ум Асмака; как и в логове Смертоносца-Повелителя, здесь было столько тенет, что через их хитросплетение не проник бы и самый яркий свет. Тенета широким занавесом свисали со свода к полу, отдельные волокна, толстые как канаты, тянулись через свод горизонтально. Но это были не те тенета, какие часто можно видеть над городскими улицами, эти – сразу бросалось в глаза – были созданы проницательным разумом высшего порядка, и странная симметрия в них имела некое чрезвычайно важное значение для паучьего ума. В отличие от пыльных тенет обиталища Смертоносца-Повелителя, эти выглядели свежими и эластичными. Был даже намек на запах – какой-то растительный – и влажное поблескивание. Эта пещера, понял Найл, была своего рода паучьим святилищем, а паутина – некими ритуальными гобеленами, постоянно подновляющимися в знак поклонения.