Андрей Дай - Орден для поводыря Страница 32

Тут же, чтобы не забыть, сел писать письмо Куперштоху. Пусть посчитает, рынок исследует. Про Исаева с его стеклом написал. И главное, чтобы меня не забывал, спросил о «нашем деле». Так, кажется, давно… После Пасхи я ему писал уже. Просил, чтобы тот связался со своими родственниками в России да поискал мне специалистов. По большей части геологов, по какой-то причине не служащих в Горном ведомстве, и металлургов.

Просил, да что-то ответа до сих пор дожидаюсь. Непорядок. Об этом тоже написал. Что, я ведь могу и огорчиться. А огорченный губернатор сразу начинает беспорядки нарушать и наказывать кого попало. Оно ему таки надо? В общем, выразил свое недоумение фактом откровенного игнорирования нужд законной власти.

Блин. Как же я о власти-то мог забыть. Обрадовался отсрочке неминуемой расплаты за попытку изменить историю и о Дюгамеле забыл. Так бы и сунул непрочитанным письмо в архив вместе с другими.

Ух ты! Свеженькое. Отправлено из Семипалатинска первого августа. За две недели послание генерал-губернатора сумело добраться. Что же там такого срочного-то?

«Милостивый государь, Герман Густавович. Волею Государя нашего, Александра Второго, переговоры с китайским цзиньдзяном велено продолжить. А посему…»

Бла-бла-бла, мол, давай отчет, чтобы знать, чем на заграничных делегатов давить. Да пожалуйста. Давно готово. Что там еще? Многочисленные столкновения китайских поселенцев из инородческих племен солонов и сибу с русской армией. Провокации и попытки штурмов укрепленных пикетов. Сколько-нибудь успешных атак не случилось. Эх, как бы мой Андрей Густавович под раздачу не попал… Хотя все описанное генерал-лейтенантом вроде к Синьцзяну относится, а Принтц по внешней Монголии сейчас путешествует. Другая провинция совсем. Дай ему Бог удачи! А купцам – прибытку. Чтобы захотели торговлю в Кобдо вести. Чтобы Суходольский не зря дорогу строил.

Насчет прибытку. Что там отец Германа Густавовича пишет? Чем сынулю любимого обрадовать хочет?

Старый генерал и по совместительству доктор права не подвел. Лаконично, практически сухо, без каких-либо сантиментов он извещал двуединого в одном теле своего сына о предпринятых действиях, расходах и доходах.

«Из вырученных за акции 387 тысяч рублей на твою долю, Герман, приходится 247 590 рублей серебром, – отчитывался отец с замашками бухгалтера. – 45 тысяч, с твоего письменного разрешения, я счел необходимым вложить в оформление привилегий и организацию опытного производства. 30 тысяч дополнительно вложил я, и с позволения Морица еще 20 тысяч взято из средств, ему принадлежащих. Учтено в Министерстве финансов товарищество на вере «Лерхе». Заявлен капитал в 80 тысяч рублей серебром.

По учетным книгам товарищества, на 1 августа всего изготовлено писарских товаров на сумму 278 тысяч ассигнациями. Отправлено заказчикам – на 213 тысяч. Получено расчетов на 176 тысяч. Твоя, отпрыск, часть составила 49 115 рублей ассигнациями.

Получено дополнительных заказов, сверх имеющихся, на 79 тысяч. Нанимаем новых ремесленников. Кроме того, московские и нижегородские мещане просят уступить им право на производство писарских прилад за 50 и 70 тысяч серебром соответственно. Однако, следуя твоим, Герман, указаниям, я велел управляющему менее ста тысяч не отдавать. И не более чем на год.

Опытного стряпчего я в Лондон отправил. Выдал полторы тысячи рублей из кассы товарищества. Отпишу, как телеграфирует о состоянии дел.

Тобой интересуются жандармы. Будь внимателен к сказанному. Ты всегда отличался несдержанностью».

Ну, блин, спасибо. Порадовал! Жандармы его спрашивали… Спрашивали, значит, Мезенцев начал работу работать. Значит, воспринял рапорт Кретковского всерьез. Дай-то Бог! И с деньгами супер! Выходит, у меня есть чуть больше двухсот тысяч рублей серебром. И деньги продолжают прибывать. Это просто отлично! Это же меняет дело. Это же теперь можно строить…

Как все-таки замечательно, что можно что-то делать, не оглядываясь на всякие там бюджеты, фонды и дотации федерального центра. Как же они меня еще там достали – не вышептать! Шаг влево, шаг вправо – побег. Прыжок на месте – попытка улететь. Лишний миллион в смете – повод для прокурорского преследования. Тогда, правда, тоже имел возможность за свои кровные что-нибудь сделать для родного края. Возможность-то имел, желания – нет. Мошну все больше и больше набивал. Благо сейчас другой вопрос. Много ли мне, одинокому губернатору, надо? Дом у меня, надеюсь, уже есть. Жалованье – дай бог каждому. А дикие, я бы даже сказал – халявные, тыщщи оставить некому. Почему бы и не поспособствовать расцвету губернской промышленности?!

С чего бы начать-то? Где-то тут я письмо от Петра Данилыча Нестеровского откладывал, из Каинска. Созрел, поди, клиент. Раньше от него только ежемесячные отчеты в канцелярию поступали. А тут личное мне послание…

Только взял конверт в руки, ввалился один из Васькиных приказчиков. Удивленно вскинул брови, обнаружив его превосходительство сидящим на постели по-турецки, раскладывающим многочисленные бумаги на коленках. Выдохнул что-то похожее на «ух» и доложил, что их благородие господин Бийский городничий прямо-таки жаждет меня видеть.

Я тяжело вздохнул. Вот чего, спрашивается, этому неугомонному Жулебину неймется? Солнце уже за горизонт село, и синие сумерки вот-вот в ночь обратятся. По мне, так совсем неподходящее времечко для визитов. Однако пришлось подыматься и идти. Острый приступ любопытства уже сбил, остальные сообщения могут и подождать полчасика.

Оказалось, что титулярный советник явился, дабы меня к себе на подворье зазвать. И решить эту беду за полчаса никак невозможно.

– Отужинать-с, ваше превосходительство, – до конца так и не разогнувшись, глядя на меня от этого как-то исподлобья, пояснил Иван Федорович. – Так сказать-с, окажите честь, значицца.

М-да. Мои племянники не уставали приговаривать, что птица, прилетевшая поздно, пролетает мимо. Я уже часов пять в городе, а он только проснулся. Ладно, пока донесли, пока прислугу настропалил, пока список яств согласовали… Но пригласить-то давно уже мог, не тянуть до последнего.

Вечер был прекраснейшим, и тащиться куда-то на ночь глядя с перспективой испортить чудное мое настроение совершенно не хотелось. Однако и ссориться с покладистым, не обижающим местных купцов полицейским не стоило. Тем более что и вопросы к нему имелись… Этакие… Скользкие. Политические.

– Благодарю, господин городничий, отужинал уже, – чуточку улыбнулся я растерянному чиновнику. – А вот не выпить ли нам с вами, милостивый государь, водки? Артемка!

Подождал минуту, пока шустрый хлопчик вынырнул из боковой двери.