Журнал «Если» - «Если», 1992 № 02 Страница 32

Призрачные силуэты кораблей все также виднелись на белом поле посадочной площадки космодрома. Величественные белоснежные утесы городских домов окаймляли ее, как края гигантской чаши. Площадка сияла стерильной чистотой. Крутом стояла мертвая тишина. Ни единого движения, ни малейшего дуновения ветерка.

Повешенное на привязанной к стропиле веревке сморщенное тело гнома расслабленно свисало из-под потолка кладовой. И в кладовой все было по-прежнему: те же горы поставленных друг на друга ящиков, коробок, тюков и узлов. Лошадок нигде не было видно.

В большой комнате, в которую надо было подниматься с улицы по пандусу, экраны тоже находились на своих местах, в каждый был вмонтирован наборный диск.

Солнце уже прошло зенит, и правая сторона улицы тонула в глубокой тени. Но, повернув голову, я увидел, что солнечный свет все еще освещал верхние этажи домов на противоположной стороне.

Покинутый город… Почему из него ушли? Что заставило обитателей покинуть его? Возможно, они выполнили свою задачу, и теперь им незачем было оставаться? Их ждали другие планеты, другие цели, а, может быть, и там они занимались тем же, что и здесь. Не исключено, что единственной их задачей на этой планете было вырастить сад — пока деревья не наберут достаточно сил, чтобы существовать самостоятельно и не нуждаться в садовнике. А еще нужно было построить подземные склады для хранения семян, вывести маленьких грызунов, занимающихся сбором. Да, работа была большая…

Но эти колоссальные затраты времени и сил стоили того — если верить рукописи Найта. Каждое дерево служило своеобразным приемным центром, собиравшим информацию с помощью таких средств, которые человечеству пока неизвестны.

Деревья выполняли роль фильтров, пропускающих через себя рассеянное по всей галактике информационное излучение. Миллионы приемников беспрерывно просеивали информационные волны, анализировали, собирали, а затем отправляли «в архив». А через определенные промежутки времени появлялись «садовники» и получали чистое знание, добывая их из семян, где информация хранилась в сложных цепях ДНК-РНК.

Когда я думал об этом, меня прошибал холодный пот. В закромах и бункерах, где грызуны складировали семена, содержались поистине бесценные сокровища. Любой, кто сумел бы овладеть семенами, а затем разработать технологию выделения из них информации или раскрыть код, открывающий доступ к зашифрованным в них данным, сосредоточил бы в своих руках интеллектуальные ресурсы галактики. Тот, кому удалось бы опередить владельцев сада и снять урожай раньше них, завладел бы немыслимым сокровищем. И «садовники», предусмотрев такую опасность, приняли меры предосторожности. Гостям не возбранялось появляться здесь, ибо они тоже несли информацию, но вот покидать планету было запрещено.

Было бы любопытно узнать, как часто появлялись на планете владельцы сада. Предположим, что каждую тысячу лет в галактике накапливались знания, стоящие приобретения. А вдруг с этими «садовниками» что-нибудь случилось? И по каким-то причинам не могли прилететь на планету для сбора урожая? Или вообще отказались от задуманного ими проекта, поскольку он им просто наскучил?

От долгого сидения на корточках мои ноги начали затекать, и я вытянул руку, опершись на пол ладонью, чтобы переменить позу. И тут же я почувствовал под рукой куклу. Я не стал поднимать ее, просто нащупал ладонью ее лицо и прошелся по нему кончиками пальцев… А ведь строители города и создатели сада не были первыми жителями планеты. До их появления планета была заселена другой расой, построившей похожее на храм красное здание на окраине города и создавшей эту куклу. Сейчас мне почему-то казалось, что эта деревянная кукла несет в себе больше смысла, чем даже строительство города.

Я бросил взгляд на Роско. Он перестал чертить свои иероглифы и смирно сидел с вытянутыми вперед ногами, тупо уставившись в пустоту. У него был вид человека, впавшего в оцепенение после того, как ему внезапно открылась потрясающая истина.

Сара оказалась права. Выхода не было. Все миры вели в тупик. Я изучил каждый, неустанно переходя из одного в другой и постоянно подгоняя себя.

Пришлось порядочно повозиться, прежде чем я научился обращаться с наборным диском, открывающим путь в другие миры. Но как только я приобрел навык, то немедленно взялся за дело, ни на что не отвлекаясь. Роско не беспокоил меня, и я, в свою очередь, не обращал на него внимания. Разве что иногда замечал, что он часто отсутствует. У меня вложилось впечатление, что он бродил по городу, но времени разобраться, зачем ему это нужно, у меня не хватало.

Меня очень занимала загадка, зачем понадобились двери в другие миры? Я еще понимаю, если бы за ними открывались благоустроенные планеты, но попадать снова и снова то в дикие джунгли, то в пустыню, то на землю, залитую клокочущей лавой… Может быть, это был канализационный люк, предназначенный для непрошенных гостей? Но тогда хватило бы одного-двух миров. Зачем же такое множество? Я по-прежнему не мог понять логику «садовников».

Побывав в десятках миров, я оказался в том же положении, что и до начала поиска. Поиски ничего не дали.

Однажды, вернувшись, я обнаружил, что Роско нет. Сгорбившись, я безвольно сидел у костра и жалел себя.

Внизу в уличной темноте мелькнула тень: черное пятно на сером фоне. Холодок страха пробежал по моей спине, но я не пошевелился. Тень продолжала двигаться, она вышла с улицы и направилась по пандусу прямо ко мне, шагая медленной неуверенной походкой, напоминавшей старческую поступь.

Это был Роско. Боже, как я был рад, что этот несчастный вернулся. Я встал, чтобы поздороваться с ним. Он остановился перед самой дверью и заговорил, осторожно произнося слова, словно боясь опять сбиться на привычную рифмованную белиберду. Медленно и старательно, делая отчетливые паузы после каждого слова, он произнес: «Пойдемте со мной».

— Роско, — сказал я, — спасибо, что ты вернулся. Что произошло?

Он стоял в сгущающихся сумерках, тупо глядя мне в глаза. Затем также медленно и осторожно, с трудом артикулируя каждое слово, выдавил из себя:

— У меня были трудности. Со мной случилась беда. Но теперь я справился и чувствую себя лучше.

Он уже говорил свободнее, но все еще с усилием. Длинные фразы давались ему нелегко. Было заметно, как он преодолевает невидимый барьер, чтобы правильно произнести фразу.

— Не волнуйся, Роско, — посоветовал я. — Не мучай себя. У тебя прекрасно получается. Не стоит переживать.

Но он не мог расслабиться. Ему очень нужно было что-то мне объяснить. Это «что-то» слишком долго бродило в его мозгу и теперь настойчиво требовало выхода.