Любен Дилов - На поющей планете. (Сборник) Страница 32

— Не знаю... по-моему, это вмешательство чистой воды. На базе наверняка не одобрят.

Красавица воинственно приподнялась с кровати:

— Если бы они по нашей вине остались без жреца, получилось бы еще большее вмешательство.

— Если бы вы их оставили, — с горячностью молодости выпалил пилот, —, они бы сами что-нибудь придумали. Отказались бы от жрецов или нашли бы новую форму. Вообще ускорили бы свою эволюцию.

Но женщина, как и все женщины, за словом в карман не лезла:

— Ускорение не всегда ведет к добру.

— Все-таки надо было посоветоваться.

— Как? Связь по лазеру в джунглях почти невозможна. А времени искать место, чтобы пеленговать ретранслятор, не было: вечером жрец должен петь свою песню.

Словно снимая с себя всякую ответственность, пилот встал и перешел за пульт. Сидя к ним спиной, он пошутил:

— Ну, что бы нам теперь спеть, разогнать скуку! Мы умны и красивы, мы добры и полезны, мы...

— Я хочу спать! — перебила его женщина. Смерив разочарованным взглядом его юношеские плечи, она поджала колени и утонула в кровати...

На базе их поступок не получил одобрения. Ученый совет заседал ровно полчаса и единодушно постановил немедленно вернуть антропологов в джунгли. Голографические кадры никого не успокоили, потому что поведение психороботов высшего типа контролировать трудно. Антропологам велели найти преемника для жреца и подготовить его, сколько бы времени на это ни ушло (в психоробота они просто вложили готовую запись ритуальных песен). Снабдили их запасами еды и всеми необходимыми материалами, дали пилота постарше — хотя метеорологический центр и в эту ночь не ждал инфразвуковых волн опасной интенсивности, — и орнитолет, взмахивая могучими крыльями, взмыл в звездное небо.

Пилот, гораздо более опытный, проделал расстояние в два раза быстрее. Они опустились на поляну за четыре часа до рассвета, так что антропологи с частью багажа прибыли к аборигенам как раз во время утреннего ритуала.

Аборигены, сидевшие кружком, не обернулись, хотя узнали их по шагам за целый километр. Антропологи оставили поклажу возле ближайшей хижины и стали дожидаться конца ритуала. Надели на уши трансформаторы, и светившееся в их карих глазах кроткое терпение тут же сменилось изумлением, которое перешло в беспокойство. Трансформаторы оглушили их какофонией звуков: они различили знакомую тревожную песню близких кустов и отдаленных деревьев, пронзительный писк — сигнал опасности, издаваемый травоподобным растением, что растет возле хижин. Растительность не могла так реагировать на их появление, она давно свыклась с их добронамеренным присутствием. Что бы это значило? Они уставились на автомат, выполняющий обязанности жреца. Он был неузнаваем. Все его тело было покрыто пламенеющими ветками колитора, в его песне звучали новые интонации, которые они различили только тогда, когда прослушали ее раз десять.

Жрец весьма воинственно размахивал огромными огненными ветками колитора — аборигены никогда не отламывали таких огромных веток, — и его песня гремела в озвученном страхом растительном мире, споря с ревом океанских волн:

— Вы — самые умные и самые красивые, вы — самые добрые и самые полезные, вас любят все и вся. Вы — самые умные и самые красивые, вы — самые умные и самые полезные, вас любят все и вся...

Ушные венчики аборигенов были пепельно-серыми, пепельно-серой с черным отливом была и мягкая кротовая шерстка.

— Роби, перестань! — крикнула женщина, но робот продолжал свою странно трансформированную песню с эпитетами, возведенными в превосходную степень. Она сняла дыхательную маску и кликнула его еще раз прежде чем муж успел закрыть ей рот ладонью.

Женский голос прогремел над площадью, и аборигены рухнули лицом вниз, словно статуэтки поваленные ветром. Хор разноголосых рыданий затрещал в трансформаторах. Нечувствительный к звуковой волне человеческого голоса, по-шутовскому разукрашенный жрец продолжал стоять, размахивая ветками колитора, громким речитативом выпевая гамму: «Вы самые умные и самые красивые, вы самые добрые и самые красивые, вы самые добрые и самые полезные...»

Антрополог не отнимал ладони ото рта жены до тех пор, пока она не перестала вырываться. Потом тихо, по коду связи с роботом произнес:

— Психоробот Роби-три! Психоробот Роби-три!

Жрец сразу же опустил руку. Рубиново-красные ветки упали на землю, песня оборвалась, но ответа, что он готов выполнять указания, не последовало. Постояв несколько секунд в нерешительности, робот нагнулся, схватил одну ветку и, держа ее обеими руками, принялся махать над головой, словно это было оружие или зажженный факел. И с еще большим ожесточением запел: «Вы самые умные, вы самые хорошие, вы самые сильные, вы должны подчинить себе все и вся»...

Потом он замолк, потому что антрополог уже бежал к нему, настраивая лазерный нож. Забормотал какие-то звуки из набора сигналов тревоги аборигенов, но, не встретив отклика, бросился наутек, петляя вокруг хижин. Женщина тоже бросилась в погоню, в руках у нее был лазерный нож — инструмент, при помощи которого они резали и буравили разные материалы и от которого погиб старый жрец. Она пыталась вразумить робота словами, но он схватил одного из упавших детенышей — это был единственный разумный поступок с его стороны — и продолжал бежать, держа несчастного перед собой, как щит. Муж и жена переглянулись и тут же прекратили погоню.

Они отнесли свои вещи в хижину, которая прежде служила им приютом, делая все медленно, не торопясь, словно ничего не случилось. Время от времени они переговаривались с помощью жестов. Аборигены поднялись с земли, они стояли, следя за антропологами через дуговидные щели, и тревожно спрашивали их о чем-то, но те не понимали вопросов, потому что аборигены спрашивали о вещах, которые им самим были не ясны. Жрец стоял на краю поселка — он явно не желал уходить, — и не выпускал из рук сжавшегося в комок перепуганного детеныша. Антропологи старались не смотреть в его сторону. Они быстро разложили вещи, выгрузили инструменты, опять перекинули сумки через плечо и, не проронив ни слова, отправились обратно в джунгли. Когда они отошли от поселка примерно на километр, муж прошипел: «Все, хватит! Довольно, говорю!» (Жена уже минут десять хлюпала носом, бормоча: «Мамочка, что мы наделали! Мамочка, что вышло!»). Он выбрал самое высокое дерево, вытащил из сумки все, кроме лазерного телефона, и принялся неумело карабкаться по стволу. Прошло много времени, пока он добрался до вершины и нашел удобную ветку. Наушники были предусмотрительно сняты, и он не слышал протестующего недоумения дерева. Дрожащими от напряжения руками определив по компасу направление, где высоко в небе должен был висеть ближайший секторный ретранслятор, он надел телефонные наушники и возился у аппарата до тех пор, пока не засек пеленгаторный сигнал. Потом поднес телефон ко рту, словно собирался поцеловать его.