Олег Авраменко - Протекторат Страница 32

Осмотрев меня с головы до ног, Алена молча подошла к небольшому столу посреди комнаты, присела на стул и немного неловким движением расправила на коленях платье. Принужденность этого жеста свидетельствовала о том, что обычно она носит брюки, но для первой встречи со мной решила сделать исключение и надела платье.

Я устроился напротив нее, достал из кейса свой диктофон и положил его перед собой на стол.

— Вы будете записывать наш разговор? — спросила она.

— Нет, — ответил я. — Это так, на всякий случай. Если возникнет какая-то важная мысль, я ее надиктую, чтобы потом не забыть.

— У вас проблемы с памятью?

— Слава богу, пока нет. Но я страхуюсь на случай их возникновения. Как-никак, а мне уже сорок лет.

— Тридцать девять с половиной, — поправила меня Алена. — А точнее, тридцать девять стандартных лет, пять месяцев и двенадцать дней. Не нужно старить себя.

Я удивленно посмотрел на нее:

— Откуда вы знаете? Она пожала плечами:

— А откуда, по-вашему, получают информацию? Терминал в моей камере старенький, но работать с ним можно. Когда дед сообщил мне, что нанял вас для моей защиты, я постаралась разузнать о вас как можно больше.

— Гм-м. Я думал, что доступ к инфосети у вас ограничен — школьные уроки, всякие развивающие игры, юношеская библиотека и тому подобное.

— Все верно. Однако в базу данных Ассоциации адвокатов меня пустили. Правда, сначала пришлось настрочить кляузу в министерство юстиции, что тюремная администрация ущемляет мои конституционные права на защиту. И хотя дело было в субботу, реакция последовала незамедлительно. — Алена озорно улыбнулась, и в уголках ее рта образовались очаровательные ямочки. — Как вы сами понимаете, через три месяца выборы в Федеральное Собрание.

Я слушал ее, смотрел на нее и просто не мог поверить, что эта девушка совершила хладнокровное и расчетливое убийство. Принято считать, что виновный в тяжком преступлении так или иначе выдает себя своим поведением, и хотя я не был приверженцем этой теории, но вместе с тем признавал, что зерно истины в ней есть — ведь любое событие в жизни человека накладывает отпечаток на его психику, что, в свою очередь, отражается на его дальнейших поступках. Однако над Аленой, казалось, не довлело ни чувство вины, ни осознание тяжести содеянного, ни банальный страх перед суровым наказанием. Единственное, что слегка настораживало меня, так это ее преувеличенная беззаботность, словно происходящее с ней ее совсем не касалось. Но, с другой стороны, ее ведь не вчера обвинили в предумышленном убийстве и постановили судить как взрослую. За четыре с лишним месяца она успела привыкнуть к своему незавидному положению и, по крайней мере внешне, смирилась с ним. Дети быстро ко всему приспосабливаются — на то они и дети.

— Понятно, — сказал я и, взглянув на часы, решил покончить с разминкой: прошло уже шесть минут из отведенного нам часа, а мы еще не приступали к делу. — Итак, барышня Габрова…

— Ну, зачем так официально, — перебила она меня. — Пожалуйста, обращайтесь ко мне просто по имени.

— Хорошо, — ответил я, не в силах сдержать улыбки: ее непосредственность меня обезоруживала. — А как вам больше нравится — Алена или Элен?

Девушка вздрогнула и быстро оглянулась по сторонам, как будто в этой маленькой пустой комнате мог кто-то прятаться. Ее испуг был чисто рефлекторной реакцией на неожиданность, вряд ли она всерьез боялась, что наш разговор подслушивают. В отличие от многих планет, где люди, возмущаясь произволом властей, тем не менее мирятся с ущемлением своих прав, на Дамогране все гарантированные Конституцией гражданские права, в том числе и право на тайну, соблюдаются неукоснительно. Я, конечно, не отрицаю, что и у нас правительство порой прибегает к незаконным средствам, но оно ни за что не станет подвергать себя риску публичного скандала, если только это не сулит ему выгоду, с лихвой покрывающую все возможные убытки. А дело Алены Габровой, при всей его значимости для отдельных причастных к нему людей, явно не тянуло на государственную важность.

— Элен — красивое имя, — наконец произнесла Алена, разглядывая свои наманикюренные ногти.

Но я от него отвыкла. К тому же с ним у меня связаны не очень веселые воспоминания. Так что называйте меня Аленой. — Еще немного помолчав, она подняла на меня рассеянный взгляд и спросила: — Как я понимаю, вы встречались с моим отцом? Я утвердительно кивнул:

— Вчера вечером.

— И он обещал вам хорошо заплатить, если вы добьетесь моего освобождения?

— Да, — не стал отрицать я.

Алена удрученно покачала головой:

— Господи, как мне все это надоело! Мой дорогой папочка, сам того не понимая, из кожи вон лезет, чтобы продлить мое заключение. Ведь в прокуратуре хотели ускорить разбирательство, они быстро построили обвинение и давно собирались передать дело в суд. Но господин Стоянов всеми правдами и неправдами тянул время — не знаю, чего он рассчитывал добиться этими проволочками, и не думаю, чтобы он сам это знал. Когда же отец убедился, что от Стоянова не будет никакого толку, то приказал деду уволить его и нанять вас. С вами он переговорил лично и посулил вам в случае успеха золотые горы. И полагаю, первое, что вы сделаете — если уже не сделали, — это попросите отложить суд как минимум недели на две. Ведь так?

— Совершенно верно. Сегодня с утра я направил ходатайство об отсрочке начала слушаний. На половину третьего у меня назначена встреча с судьей Савченко — тогда он и сообщит мне свое решение.

Я не стал говорить ей, что надежд на положительный ответ у нас мало. Суд и так многократно переносился стараниями Стоянова, поэтому я сомневался, что судья сочтет замену адвоката веским основанием для еще одной отсрочки. Скорее всего, он заявит, что шестнадцать дней — достаточный срок для подготовки защиты, и будет совершенно прав.

Алена тихо вздохнула:

— Вот этого я и боялась. Будь моя воля, я бы потребовала от вас не чинить обвинению никаких препятствий, не тратить время на перекрестный допрос свидетелей, пусть суд поскорее закончится и присяжные вынесут вердикт… Но вы не послушаете меня. Несмотря на то, что я ваш клиент, вы будете следовать указаниям того, кто вам платит, — моего отца.

— Я буду делать то, что считаю нужным для защиты ваших интересов.

— Ас чего вы взяли, что затягивание разбирательства в моих интересах? Что это даст, помимо дополнительных счетов за ваши услуги?.. Только не подумайте, что мне жаль папиных денег, у него их неприлично много, и добыты они отнюдь не честным трудом. Десятилетиями наша семья, в числе других аристократических фамилий, эксплуатировала природные богатства Аррана, получая миллиарды чистой прибыли в год, а в то же самое время девяносто процентов населения планеты были лишены элементарных средств к существованию. Стоит ли удивляться, что эти обездоленные люди не поверили обещанным реформам сверху и в большинстве своем поддержали «народную революцию». И не их вина, а их беда, что нынешние правители обращаются с ними не лучше, чем прежние… — Алена махнула рукой. — Ну да ладно, я увлеклась. Вернемся к нашим баранам. Я уверена, что еще одна отсрочка с началом суда ничего не даст. Никакие проволочки не помогут вам опровергнуть представленные обвинением улики. Максимум, чего вы сможете добиться, если хорошо постараетесь, так это некоторого смягчения приговора.