Светлана Тулина - Воображала Страница 32

Камера дает общую панораму лаборатории. Воображала сидит у рабочего терминала, на ней белый халатик (верхняя часть халатика явственно отливает оранжевым). Дядя Гена и Алик, тоже в халатах. Дядя Гена пожимает плечом:

— Зачем торопиться? Это же… хм… не школа, домашних заданий с тебя никто не спрашивает. Было бы желание — пожалуйста, вникай, усваивай! Хоть год, хоть три — никто не торопит. В конце концов, надо же и тебе становиться академиком, зачем же из народа выделяться… А с «Эмили-35» сделай, как раньше, тебе же это не трудно?

— Не трудно… — улыбка Воображалы тускнеет, — Только я бы хотела и сама… ну хоть что-нибудь… Это ведь так интересно… Понимаете?.. — (к концу фразы голос у нее почти жалобный).

— Как же не понять, — в голосе Дяди Гены сквозь общую доброжелательность проступает явственное осуждение, — Конечно, тебе хочется поиграть, это вполне естественное желание для твоего возраста. Но, видишь ли, детка, как бы тебе попонятнее объяснить… Это ведь не игра. Совсем не игра! Это все очень и очень серьезно. И в то время, когда ты будешь развлекаться, там, далеко, будут гибнуть люди. Из-за того, что у нас нет надежной защиты! А защиты этой нет только потому, что кое-кто еще не наигрался… — осуждение наливается холодом, превращаясь потихоньку в праведное негодование. Воображала пристыженно втягивает голову в плечи, шепчет виновато:

— Я понимаю… — пытается снова улыбнуться, но это уже не та улыбка.

Появляется медсестра, катит перед собой на тележке какие-то приборы с кучей датчиков. Алик оживляется:

— Ты не возражаешь, если мы прикрепим к тебе вот это? Не бойся, больно не будет! — его доброжелательная улыбка плохо вяжется с плотоядным блеском глаз.

Врач резко ставит полный стакан на стол, расплескивая жидкость. Говорит зло:

— Я пьяный, да! Но — не дурак! Я ничего тебе не скажу!

— Тоже мне, тайну нашел! — Конти — без пиджака, в расстегнутой рубашке — пытается поймать в прицел жужжащую вокруг лампочки муху. Стреляет. Звон разбитой лампочки, жужжание продолжается. — Наш родной комитет, как бы он сегодня не назывался. Больше-то некому!.. — Опять стреляет. Фарфоровый звон разбитой вазы, жужжание продолжается. — Этим и должно было кончиться. После того, как ты стал ею торговать направо и налево… Эй, все сюда, хотите кусочек чуда?!..

— Э-э, минуточку! Я, по крайней мере, был честен! Я корыстен? Да, я корыстен! И горжусь этим! И никогда не поверю тем, кто кричит о своей бескорыстности — у них наверняка есть какая-то своя, более глубокая, корысть так кричать! А я честно говорю, что в первую очередь всегда буду стараться для себя! А там — как масть ляжет. И меня никто не убедит, что это — плохо! Во всяком случае, не Вы. Потому что Вы далеко не святой. Что, съели? Вы такой же, как я, только умеете лицемерить. Держать такое чудо исключительно для домашнего употребления — это как называется?! Все равно, что радугу спрятать в бутылку!..

Воображала в виртуальном шлеме увлеченно играет в какую-то электронную игру — руки дергают манипуляторы, губы беззвучно шевелятся. (На шлеме — выливающаяся из бутылки радуга).

Алик и Дядя Гена удовлетворенно наблюдают за ней с порога комнаты. Комната нарочито детская, обои с Микки Маусом, огромные мягкие игрушки разбросаны по полу, на ногах у Воображалы — мягкие тапочки в виде голубых ушастых щенков (каждое ухо — с хорошую подушку).

— Видишь, как это просто? — Говорит Дядя Гена с ноткою превосходства.

— Как и все гениальное! — подобострастно откликается Алик, скалясь.

— Как успехи?

— О, после того, как удалось выявить взаимосвязь с Альфа-тонусом, остальное — дело техники. Сейчас мы моделируем различные способы как усиления, так и подавления ее Альфа-тонуса через работу с соседними ритмами, и, надо отметить, результаты обнадеживающие… Правда, подавление ведет к снижению общего тонуса и негативно сказывается на ее… э-э… возможностях, но…

Дядя Гена движением руки отметает возражения.

— Это не так страшно. Мы обязаны научиться ее контролировать, это самое важное сейчас… Остальное потом наверстаем…

Воображала, доиграв, снимает шлем, некоторое время тупо смотрит перед собой, глаза пустые. Дядя Гена надевает на лицо отеческую улыбку, голос приторно сладок:

— Тебе понравились игрушки?

Воображала поворачивает голову, ее лицо становится осмысленным, расплывается в улыбке:

— О, да! Очень! Но я хотела бы еще…

— Ну вот и отлично, детка, закажи все, что хочешь.

— Эй, но послушайте, но я хотела бы…

Но слова повисают в пустоте — Дядя Гена и Алик уже вышли в коридор. Воображала, свирепея, смотрит им в след, лицо ее перекашивается.

— ДЕТКА?!!

Во весь экран — ее разъяренное лицо. Камера еще приближается — теперь видны лишь ее злые глаза. Она явно хочет сказать что-то еще, но не успевает. Внезапно глаза ее округляются, вытаращиваются в полном обалдении и скашиваются куда-то к кончику носа. Вернее (камера отступает), к огромной яркой соске-пустышке, торчащей во рту…

Обалдение сменяется омерзением, прожевав вместе со скрипящей резинкой пару невнятных ругательств, Воображала сплевывает пустышку и вскакивает на ноги.

— Эй, послушайте!..

Она бросается к двери, путаясь в тапочках, запинается об огромного розового пингвина, падает.

Коридор, по которому приближаются к камере Дядя Гена и Алик. Алик что-то говорит, быстро и сбивчиво, стремительно жестикулируя и время от времени заглядывая Дяде Гене в лицо. Из открытой двери за их спинами выскакивает Воображала в одном тапочке, прыгает на одной ноге, дрыгает другой, сбрасывая оставшийся тапок, на ней — белые ползунки, оранжевая распашонка и белый слюнявчик с огромной оранжевой морковкой.

— Эй, послушайте! Спасибо за игрушки, конечно, но когда же мне наконец поставят настоящий рабочий комп и дадут доступ в…

Дядя Гена и Алик оборачиваются, дядя Гена (благожелательно):

— Детка, скажи Верочке, она все запишет и сделает.

— Не ходи босиком, — авторитетно добавляет Алик, — Простынешь.

И они уходят за кадр.

— ДЕТ-КА?.. ПРОС-ТЫ-НЕШЬ?.. — повторяет Воображала скорее растерянно и обиженно, чем возмущенно, говорит еще раз, но уже не так уверенно:

— Эй, послушайте…

Замолкает. На ее лице — покорно-обреченное выражение, во рту опять бело-оранжевая соска. Печально глядя вслед уходящим, Воображала по стеночке сползает на пол, сплевывает соску, шмыгает носом. Лицо у нее несчастное.

Воображала сидит за лабораторным столом, голова опущена, руки безвольно лежат на белом стекле, у локтей и запястий видны расплывшиеся синяки. На ровный звуковой фон (гудение аппаратуры, ритмичные пощелкивания, позвякивания и потрескивания) накладываются быстрые шаги, с шелестом на стол перед Воображалой шлепается стопка распечаток. Голос Алика преувеличенно жизнерадостен: