Кирилл Якимец - До поворота (Кровавый Крым) Страница 32

— Я и не издеваюсь. Я тебе слова грубого не сказала, это ты на меня вечно кричишь!

— Нахалка! Только ради твоей матери…

— Молчал бы лучше о матери!!! — Мила вскочила, готовая броситься к выходу, но в дверях стоял Бек, равнодушно осматривая публику. Евгений Альбертович принял прежний любезный вид:

— Ладно, давай не будем ругаться..

— Да, не будем, — странно-спокойная Мила села на место. — Но я все равно тебе не верю, и ты сам знаешь, почему. — Слова эти возымели на отчима странное действие, он готов был расплакаться.

— Я не виноват, — только и смог он сказать, но, встетив суровый взгляд темных глаз, потупился.. — Я прошу тебя… Это компромиссное решение должно нас устроить. Я больше не стану вмешиваться в твои дела. Могла бы, между прочим, и оценить, тебе предоставили свободу в четырнадцать…

— Я сейчас опять стану ругаться! — она вся ощетинилась.

— Ну, ладно, — Евгений Альбертович накрыл ее тонкие пальчики пухлой ладонью, — значит сделаем как договорились? О'кей?

— Я еще подумаю, — протянула Мила, но было видно, что она согласна, или делает вид, — Пойдем на паперть? — кивнула Славе.

— Зачем? — он уже совершенно не понимал, что кругом происходит.

— Значит, договорились! Комнаты на три койки, надеюсь вам хватит, — он кому-то кивнул, человек сразу вышел, — Или вам лучше отдельно? — он с надеждой посмотрел на Милу.

— Вместе! — безапелляционно отрезав, та вышла на улицу. Слава неловко поплелся следом.

Вечер, оказывается, уже наступил, воздух кругом казался свеже-лиловым и темнел на глазах. Знакомое место, куда они прибыли тоже вечером. Это место, наверное, только вечером и существует. И вчера был вечер… Вчера? Нет, наверное, вся жизнь прошла здесь. Что тогда было? Рассыпанные по асфальту разноцветные кружочки. Теперь откуда-то из теплых кровавых глубин выползла ярость на обидчиков. Слава даже удивился. Кто бы мог подумть? Опять они: на этот раз вокруг Милы, вальяжно перекатываясь, оказалось уже несколько неприятных подростков. Сава отметил, как девочка засунула руку под куртку, вроде почесаться, ее лоб был озабоченно нахмурен, поджатые губы… Теперь что-то твердое оказалось спрятанным в широком рукаве. «Нож, — вспомнил смешной, почти миниатюрный клинок. — А она боится!» Лица парней были не злы, скорее, просто нахальны. Легкие улыбки гуляют на еще наивно-припухлых губах с необсохшим пивом по краям. Разлившаяся по венам запоздалая ярость поборола сытую апатию и привычную усталую отстраненность. Расслабив плечи, Слава подобрал кулаки.

— Мила, знаешь, кажется ты не права!

— Да? — она с восторгом рассматривала какие-то глиняные игрушки, — Давай свистульку купим?

На газетке перед добродушным старичком с длинными сальными волосами были заботливо расставлены всевозможные диковинные зверюшки, красные, разрисованные.

— Я хочу с тобой серьезно поговорить…

— Вот эту, где слон с двумя головами! Ну, пожалуйста! Ну! — но Слава потащил ее в другую сторону, — Смотри какие они клевые… Ой, а это что? — теперь перед ними лежала какая-то дребедень из ракушек. Славе бешено захотелось побросать это все на землю и потоптать ногами, тем более, что ему страшно не нравился хмурый парень, который все время держался неподалеку. Подойдя к подросткам и удержав одного, самого прыткого, тот что-то сказал, искоса глянув на Славу. Мальчишки отошли и нервно зашушукались, оценивающе поглядывая на его тайную гордость — накаченные бицепсы, невольно напрягшиеся под рубашкой. Слава поймал себя на том, что ему понравились их завистливые взгляды и сделал свирепую рожу.

— Послушай, давай поговорим…

— Не хочу, отстань! — Мила протиснулась вглубь обступившей пьяного барда толпы. Неприятный парень ехидно ухмыльнулся и протолкался следом. Слава оказался один среди совершенно чужих и незнакомых людей.

— Подержи, — ему в руки сунули небольшой, полный каким-то раскрошенным сеном пакет. Рядом стоял Сашок, заправляя выбившуюся из штанов рубашку.

— Кто это? — кивнул Слава в сторону неприятных ребят.

— А, эти? Харьки. Москалей ищут.

— Кто? Кого?

— Ну, эти из Харькова — значит харьки, всем, кто из Москвы, морду бьют.

— Зачем? — все это казалось странным и противоестественным.

— А хрен их разберет, — отобрал пакет Сашок и тоже провалился в сторону, меж чьих-то задов. Зады напирали, пританцовывая, обтянутые в джинсовку или в светлый ситец, иногда — в шелк; снизу к задам прилагались неподвижные ноги в пластмассовых пляжных босоножках, сверху — прямые спины, увенчанные бородами, очками, перламутровыми клипсами, матовыми лысинами, длинными «богемно-хипповыми» или короткими «бандитскими» прическами. Два бородатых зада громко обсуждали евреев, еще два бородатых зада по соседству столь же громко обсуждали русских. Дамские зады резво обменивались междометиями.

Неожиданно Слава ощутил, что невольно упивается, рзглядывая людей, потому что чувствует свое внутреннее превосходство: сброд, сброд, кругом — просто сброд. Когда-то они спорили с братом по этому поводу, но сейчас Слава вдруг оказался с ним полностью согласен на счет жирных накрашенных мамаш с дебильными дочерьми, крутых мужиков, их воловьих шей. Особенно не понравился Славе дегенеративный тип с приплюснутым черепом. Тип слегка покачивался, не находя, кому бы дать в морду, неприятно поражало отсутствие лба и по-детски бессмыслное выражение нежно-голубых глаз под мощными надбровными дугами. Длинные перекачанные руки ходили ходуном, кулаки сжимались и разжимались, но пустить их в ход пока что не было повода. Бард между тем пел все громче, точнее — выл. Слава, наконец, понял, что бард — это все тот же Витя. Витины песни можно послушать и позже, в кемпинге, а сейчас хорошо бы уйти отсюда… Но тут безлобый тип решил, что повод не требуется, и, растолкав зады, двинулся в атаку. Он был похож на гибрид мельницы, паровоза и питекантропа, люди шустро разлетались в разные стороны, Витя тоже стал неловко отползать почти на четвереньках, и вдруг почему-то очутился у типа за спиной, заломил ему руку, развернул и неожиданно пихнул прямо на Славу. От удара в глазах заплясали изумрудные букашки, но ноги сами собой упруго понесли Славу бочком, по дуге, к низкому и широкому бетонному парапету, за которым в темноте, по идее, должен находиться пляж. Слава спиной вперед заскочил на парапет и тут же пнул питекантропа в бесформенные губы. Питекантроп не замедлил движения и даже не изменился в лице (если эту гадость можно назвать лицом и если оно вообще когда-либо меняется); Слава отскочил назад, под ногами оказался гремящий шифер. Понятно: это — шиферная крыша пляжного навеса, через несколько шагов она кончится, а пляж, полный твердой гальки, будет внизу, метрах в трех-четырех. Пятиться некуда. Питекантроп перевалил через парапет и, набирая скорость, двинулся к Славе. Хорошо, что он все время машет руками: Слава прикинул траекторию левого кулака — когда тот оказался рядом, он схватился за него и послал вперед, к тому месту, где кончался шифер. Питекантроп вслед за собственным кулаком скатился к краю крыши и исчез с неожиданным грохотом.