Жюль Верн - Ступени великой лестницы (сборник) Страница 32

Нет ничего более переменчивого, чем погода в Центральной Африке. Солнечная ясность предыдущего дня уступила место сероватому пасмурному небу, которое сулило плаксивый, сырой день. Сыпал мелкий, моросящий дождик, скорее даже водяная пыль, тем не менее, весьма неприятная.

Кхами на ум пришла отличная идея. Листья банановых пальм, наверное, самые широкие в растительном мире. Негры покрывают ими свои хижины, и такие крыши очень надежны. Всего лишь дюжины пальмовых листьев хватило проводнику, чтобы успеть до отъезда соорудить в центре плота нечто вроде тента, связав «хвосты» листьев между собой с помощью лиан. Пассажиры плота были теперь защищены от затяжного дождя, струйки вод сбегали по гладкой поверхности «тента».

В первой половине дня на правом берегу появились десятка два крупных обезьян, которые как будто готовились продолжить свои враждебные действия. Наиболее разумным было избежать всякого контакта с ними, и это удалось: плот шел вдоль левого берега, куда обезьяньи стаи заглядывали реже.

Джон Корт вполне здраво рассудил, что встречи обезьян с разных берегов должны быть довольно редкими, поскольку перебираться друг к другу они могут лишь по "зеленым мостам", что довольно затруднительно даже для таких акробатов.

В полдень стоянку решили не делать, а во второй половине дня плот остановился только один раз, чтобы погрузить тушу антилопы, которую Джон Корт подстрелил в зарослях камыша, возле очередной излучины реки.

После этой излучины река Йогаузена, отклоняясь к юго-востоку, поменяла почти под прямым углом свое прежнее направление. Это чрезвычайно обеспокоило Кхами, ведь река в таком случае должна отбросить их в глубину леса, тогда как цель путешествия находится в прямо противоположной стороне, в направлении Атлантики.

Разумеется, не возникало сомнений, что река Йогаузена остается притоком Убанги, но идти к месту слияния еще несколько сот километров, через центр независимого Конго, — какой огромный крюк!

К счастью, после часа плавания проводник, благодаря своему инстинкту ориентации — солнце все еще не показывалось на небе, — установил, что русло реки приняло свое прежнее направление. Итак, вновь появилась надежда, что течение дотянет плот до границы Французского Конго, откуда уже рукой подать до Либревиля.

В половине седьмого вечера сильным ударом кормового весла Кхами подогнал плот к левому берегу, в глубину узкой бухточки, затененной широкой кроной лимонного дерева, близкого к сенегальскому красному дереву.

Дождь прекратился, но небо еще не очистилось от густых облаков, сквозь которые никак не могло прорваться солнце. Из этого, правда, не следовало, что ночь будет холодной. Термометр показывал двадцать пять — двадцать шесть градусов по Цельсию.

Вскоре среди камней бухточки затрепетал огонек — костер разложили единственно для приготовления пищи. Нужно было обжарить заднюю ножку антилопы. На этот раз Лланга безуспешно искал моллюсков, чтобы внести разнообразие в меню, или бананы, чтобы подсластить речную воду. Зато путникам удалось избавиться от целых полчищ комаров тем же способом, что и накануне.

Около восьми часов ночной мрак еще не окутал окрестности. Рассеянный свет отражался в водах реки. Она медленно несла пучки тростника и прочих растений, стволы деревьев, упавшие с берегов.

В то время как Джон Корт, Макс Губер и Кхами готовили ночлег, подтаскивая сухую траву к подножию дерева, Лланга бродил по прибрежному песку, развлекаясь картиной плывущих растений.

Внимание мальчика привлекло лиственное дерево среднего размера, которое тянула река, до него уже оставалось каких-нибудь тридцать туазов. Ствол его был сломан в пяти-шести футах под первой развилкой, и разлом казался совсем свежим.

Вокруг его ветвей заплелось много трав и цветов, какие-то фрукты, вся та зелень, что оказалась на пути упавшего дерева. По всей вероятности, его сразила молния во время последней бури: оно свалилось с крутого берега; затем, скользя понемногу, пересекло камыши и, подхваченное течением, дрейфовало с другими древесными обломками на поверхности реки.

Но на столь сложные размышления Лланга вряд ли был способен. И внимание его не задержалось бы на этом стволе, если бы не одно странное обстоятельство.

Мальчику показалось, что в просветах между ветвей виден кто-то, этот кто-то делает какие-то жесты, как бы призывая на помощь. В густеющем вечернем сумраке Лланга не мог отчетливо разглядеть живое существо: кто это? Быть может, животное?..

Пребывая в нерешительности, мальчик собирался позвать Макса Губера и Джона Корта, когда дело приняло новый оборот.

Ствол, до которого оставалось не более сорока метров, течением развернуло к бухточке, где приткнулся к берегу плот.

И в этот момент раздался очень странный крик, скорее отчаянный призыв, как будто существо просило о помощи. Когда же ствол проплывал мимо бухты, оно бросилось в воду с явным намерением добраться до берега.

Лланге показалось, что это ребенок, меньшего роста, чем он сам. Очевидно, он находился на дереве в момент его падения. Умел ли он плавать?.. Очень плохо, скорее всего, и вряд ли ему удастся доплыть до цели. Видно было, что силы ему изменяли. Он отчаянно шлепал руками по воде, исчезал на миг и снова появлялся, с его губ слетало какое-то странное обрывочное кудахтанье.

Повинуясь инстинкту сострадания, не раздумывая более, маленький туземец кинулся в воду и вскоре достиг места, где барахтался ребенок, выбиваясь из последних сил.

В это же время, привлеченные шумом, выбежали на берег Джон Корт и Макс Губер. Увидев, что Лланга держит кого-то над водой, с трудом подгребая к берегу, они протянули ему руки и помогли выбраться на сушу.

— Эй, Лланга, кого это ты там выудил?.. — спросил Макс Губер.

— Это ребенок… мой друг Макс… это ребенок… он тонул, он захлебывался…

— Ребенок? — удивленно переспросил Джон Корт.

— Ну да, мой друг Джон…

И Лланга встал на колени возле маленького существа, которого спас от верной гибели.

Макс Губер наклонился, внимательно разглядывая спасенного.

— Эй! Да это вовсе не ребенок! — заявил он, выпрямляясь.

— А кто же? — изумился Джон Корт.

— Да маленькая обезьянка… Отпрыск тех мерзких кривляк, что осаждали нас! И ради ее спасения ты сам рисковал утонуть, Лланга?!

— Нет, это ребенок… мой друг Макс, это ребенок, — упрямо твердил мальчик.

— Да нет же, говорю тебе, это маленькая обезьянка! Пожалуйста, отпусти ее обратно в лес! Пускай она бежит к своему семейству!

Но мальчик не хотел слушаться. Быть может, он впервые в жизни не внял словам друга и с упорством отстаивал свою правоту. Лланга продолжал видеть ребенка в том маленьком существе, которое было обязано ему жизнью и все еще не пришло в сознание после испытанного потрясения.