Рик Янси - Бесконечное море Страница 33

– Эй, что это там у тебя, большой парень? Эй? Что это? Надеюсь, не тайленол.

Высокая девушка снова улыбалась. Но улыбка стала другой. Она была милой. Когда чужая так улыбалась, она становилась очень красивой. Таких красивых девушек Кекс никогда в своей жизни не видел.

– С этим пакетиком надо вести себя очень осторожно. Ты это понимаешь? Эй! Эй, тебе ясно? Предлагаю сделку. Ты кладешь пакетик на пол, а я кладу пистолет, хорошо? Как тебе такое?

Она так и сделала. Бросила пистолет. И еще сняла винтовку с плеча и тоже положила на пол. А потом подняла руки:

– Я тебе помогу. Только не трогай это. Тебе не обязательно умирать. Я знаю, что можно все исправить. Я… я не такая, как ты. Совсем не такая смелая и не такая сильная. Это уж точно. Не могу поверить, что ты еще стоишь на ногах.

Чужая собиралась тянуть время. Она решила ждать, пока он не потеряет сознание или не упадет замертво. Ей только надо было продолжать говорить и притворяться, будто он ей нравится.

Кекс открыл пакетик.

Теперь высокая девушка уже не улыбалась. Она бежала к нему. Просто мчалась, он в жизни не видел, чтобы кто-нибудь так быстро бегал. Когда она сорвалась с места, серая пелена задрожала. Чужая оказалась рядом, ее ступня отделилась от пола и, как копье, вонзилась в то место, куда до этого попала пуля. Кекс отлетел назад и врезался спиной в металлический косяк двери. Пакетик выпал из его онемевших пальцев и, будто шайба, заскользил по кафельному полу. Серая пелена на секунду стала черной. Высокая девушка грациозно, словно балерина, развернулась в другую сторону. Он подсек ногой ее лодыжку, и она растянулась на полу.

Чужая двигалась очень быстро, а он был весь изранен. Она бы схватила пакетик первой. Поэтому он подобрал с пола пистолет и выстрелил ей в спину.

Потом Кекс поднялся в последний раз. Отбросил пистолет в сторону. Перешагнул через ее извивающееся тело и упал, чтобы больше уже не встать.

Он полз к пакетику. Она не отставала. Но ноги у нее не действовали. Пуля попала ей в позвоночник. Ее парализовало ниже пояса. Однако чужая была сильнее и потеряла меньше крови.

Кекс пододвинул пакетик к себе. Она схватила его за руку и дернула к себе, так, будто он ничего не весил. Она могла бы убить его одним ударом в умирающее сердце.

Но ему ничего не надо было делать, только дышать.

Он прижал открытый пакетик ко рту.

И выдохнул.

Книга вторая

VII

Сумма всех вещей

50

Я сижу одна в классе без окон. Синий ковер, белые стены, длинные белые столы. Белые мониторы компьютеров с белыми клавиатурами. На мне белый комбинезон новобранцев. Лагерь другой, но подготовка та же, вплоть до имплантата у меня в шее и путешествия в «Страну чудес». Я все еще расплачиваюсь за это. После того как они проводят дренаж твоей памяти, ты не чувствуешь себя пустой. У тебя все болит. Мышцы тоже аккумулируют воспоминания. Поэтому они и привязывают тебя перед этой поездкой.

Дверь открывается, и в класс входит комендант Александр Вош. Он принес деревянную коробку и теперь ставит ее на стол напротив меня.

– Хорошо выглядишь, Марика, – говорит он. – Гораздо лучше, чем я ожидал.

– Меня зовут Рингер.

Он кивает. Он отлично понимает, что я имею в виду. Я уже не раз задавалась вопросом: существует ли два выхода для информации, накопленной в «Стране чудес»? Если можно загрузить опыт человека, то почему нельзя его изъять? Вполне вероятно, что человек, который мне сейчас улыбается, обладает воспоминаниями всех, кого пропустили через эту программу. Да и человек ли он – у меня есть сомнения по этому поводу – или сумма сознаний, процеженных через сито «Страны чудес»?

– Да. Марика мертва. И теперь ты, как феникс, восстала из ее пепла.

Он садится за стол напротив меня. Ему известно, что я собираюсь спросить. Я вижу это по искоркам в его ярких голубых глазах. Почему он не может сразу все объяснить? Почему обязательно надо, чтобы я произнесла это вслух?

– Чашка жива?

– Какому ответу ты скорее поверишь? «Да» или «нет»?

Думай, прежде чем говорить. Этому учат шахматы.

– «Нет».

– Почему?

– Ответ «да» может быть ложью, чтобы манипулировать мной.

Он одобрительно кивает:

– Чтобы дать тебе ложную надежду.

– Получить рычаг влияния на меня.

Он запрокидывает голову и смотрит мне в лицо, будто свысока:

– Зачем такому человеку, как я, нужен рычаг влияния на такую, как ты?

– Не знаю. Что-то же вам от меня надо.

– А иначе…

– Иначе я была бы уже мертва.

Он очень долго молчит. Сверлит меня взглядом до самых костей.

– Я тут кое-что тебе принес. – Показывает на деревянную коробку. – Открой.

Я открываю. Он продолжает:

– Бен не стал бы с тобой играть. И маленькая Эллисон, то есть Чашка. Ее больше нет. Ты не играла, с тех пор как умер твой отец.

Я качаю головой, но не в ответ на его слова, а потому, что не понимаю, к чему он клонит. Главный архитектор проекта по уничтожению людей хочет сыграть со мной в шахматы?

В комнате очень холодно. Я дрожу в тонком, как лист бумаги, комбинезоне. Вош с улыбкой за мной наблюдает. Нет. У него есть тайный умысел.

«Это не то же самое, что „Страна чудес“. Он не только в курсе твоих воспоминаний. Он еще знает, о чем ты думаешь».

«Страна чудес» – это программа. Она записывает, а он читает.

– Они ушли, – говорю я. – В отеле их нет. И вы не догадываетесь, где они.

В этом все дело. Я не могу придумать другую причину, по которой они меня еще не убили.

Хотя причина, конечно, ерундовая. В такую погоду, при его-то возможностях, что ему стоит найти их? Я зажимаю холодные ладони между колен и заставляю себя дышать ровно и глубоко.

Вош открывает крышку, раскладывает доску и берет белого ферзя:

– Белые? Ты предпочитаешь играть белыми?

Он расставляет фигуры. У него длинные подвижные пальцы музыканта, скульптора, художника. Он сплетает их и кладет на них подбородок, упираясь локтями в стол. Так всегда делал отец, когда играл со мной в шахматы.

– Чего вы хотите? – спрашиваю я.

Он приподнимает одну бровь:

– Я хочу сыграть партию. – И молча на меня смотрит.

Пять секунд превращаются в десять, десять – в двадцать. После тридцатой секунды проходит целая вечность. Пожалуй, я знаю, что он делает. Он ведет двойную игру. Только я не понимаю, зачем ему это нужно.

Я начинаю с защиты Рюи Лопеса. Не самый оригинальный дебют в истории шахмат. Я немного напряжена. Пока мы играем, он тихо что-то напевает, и я понимаю, что Вош намеренно ведет себя как мой отец. Меня начинает подташнивать от отвращения. Чтобы уцелеть, я сооружаю эмоциональную крепость, которая защитит меня и поможет сохранить рассудок в обезумевшем мире. Даже у самого открытого человека есть что-то глубоко сокровенное, куда он никого не впустит.

Теперь мне ясен смысл этой игры в игре. Здесь нет личного пространства, нет ничего святого. Я ничего не могу скрыть от противника. У меня желудок крутит от омерзения. Он издевается не только над моими воспоминаниями. Он измывается над моей душой.

Клавиатура и мышка справа от меня беспроводные. Но монитор рядом с Вошем подключен к сети. Броситься через стол, потом задрать ему голову и обмотать провод вокруг его шеи. Выполняется за четыре секунды, все заканчивается через четыре минуты. Однако за нами наверняка наблюдают. Вош будет жить, Чашка и я умрем. И даже если мне удастся его придушить, это будет пиррова победа. Скорее всего, Эван говорил правду.

В отеле я указала на это Салливан, когда она рассказывала о том, как Эван пожертвовал собой, чтобы взорвать базу. Если они способны загружаться в тела людей, то им вполне под силу создавать свои копии. Набор «Эваны», так же как набор «Воши», может включать в себя бесконечное количество фигур. Эван мог убить себя. Я могла убить Воша. Это не имело никакого значения. Сущности внутри их по определению бессмертны.

– Тебе не помешает внимательно послушать, о чем я тебе говорю, – сказала Салливан в преувеличенно терпеливой манере. – Эван – человек, который слился с сознанием инопланетянина. Он ни тот ни другой. Вместе с тем он как бы двуедин. Следовательно, смертен.

– Умрет не самая существенная его часть.

– Верно, – зло буркнула Салливан. – Только человеческая.

Вош склоняется над шахматной доской. Его дыхание пахнет яблоками. Я прижимаю ладони к коленям. Он вопросительно поднимает брови: «Какие проблемы?»

– Я проиграю, – говорю я.

Он изображает удивление:

– Что заставляет тебя так думать?