Борис Стругацкий - Полдень, XXI век, 2009 № 01 Страница 33

— Еще какие будут распоряжения? — я вытянулся во фрунт и отдал честь.

— К пустой голове руку не прикладывают, — проворчала красавица, хотя я и был в шапке по случаю болезни. — Чаю дай.

Красавица уселась за наш круглый стол. Катька запрыгнула на стул напротив нее, задрала ногу и принялась демонстративно вылизываться. Я пожал плечами, включил плиту, поставил перед незнакомкой чашку с блюдцем, подвинул поближе заварной чайничек.

— Работаешь? — красавица подтащила к себе чайничек и сунула нос в заварку.

— Угу, — сказал я. Заварка была так себе, вчерашняя была заварка. — Кочегаром, в поселке.

Красавица скривилась.

— Зато сутки через трое, — похвастался я, доставая из серванта банку с остатками варенья. — Есть время на картины. Может, настойки? Вы, верно, продрогли. Погоды-то нынче…

— Не пью, — отрезала красавица. — И ты бросишь!

Запищал на плите чайник, воды в котором было как раз на чашку. Я налил красавице чаю, достал масло и хлеб.

— Кочегар, — пробормотала красавица задумчиво, — что такое кочегар?

— Типа дворника или сторожа, — пояснил я, — только с лопатой.

— Боже мой, — схватилась красавица за голову, — боже мой, как попала… И тебя устраивает? Ты ничего не хочешь? Другое тебя не радует?

— Почему не радует? — удивился я. — Очень даже радует!

— Что? — встрепенулась красавица.

— Ну, — сказал я, — ну как? Много чего радует, так сразу и… Ладно. Радует, когда весна и девушки в легких платьях. Когда земляника и яблоки, когда гитара и дудки, и чтобы выходной и солнышко… и чтобы лес и речка. Сыр радует, покой радует, и выспаться наконец — тоже радует. Радует, когда кошка, — я погладил Катьку, — когда поэты, а не милиционеры, когда коньяк или, на худой конец, портвейн. Бездельничать радует, рисовать радует, пиво радует!

— Кошмар, жуть, бред, — красавица спрятала лицо в ладонях. — За что мне мужик… Слушай, а лук у тебя где?

— Все-таки простудились? — забеспокоился я. — Почистить луковку или просто разрезать? Послушайте совета, ничего этот лук не помогает — махните водки. Вот я вам сейчас стаканчик…

— К черту водку! — рявкнула красавица. — Лук со стрелами! Ты же палил в воскресенье, в белый свет как в копеечку!

— А, да это Леня, сосед… купил какой-то навороченный, спортивный. Я один раз и стрельнул, интересно было, далеко ли получится. Получилось — далеко, сосед меня за стрелу чуть не убил…

— Ты сам чуть не убил! — красавица задрала рукав свитера и показала руку. На зеленоватой руке имелась ранка — так, царапина, ничего серьезного. — Еще сантиметр правее… думать надо, что делаешь! Я уже спать устроилась, как тут увернешься…

— Извините, — сказал я, не зная, что сказать.

— Чего теперь извиняться, — красавица отхлебнула чаю. — Судьба — она и есть судьба. Но учти, я царевна, и ты у меня будешь соответствовать. Царевичем будешь!

Я открыл буфет, налил рюмку рябиновой и тяпнул. Кое-что стало проясняться. Значит, царевна… это бывает. Кажется, не лечится. Впрочем, по царевнам я не специалист.

— У нас типа демократия, — предупредил я. — Нету царей, да и с царевичами напряженка.

— Тогда депутатом, — отмахнулась красавица, — не в названии суть. А потом, понятно, президентом. У тебя бандиты друзья есть?

Я покачал головой и тяпнул еще рюмку.

— Будут. Судьба зла, поднимешь и козла… Эх, дыра наш район, ну да не беда, и не из таких мест вырастали. Кстати, имей в виду — спать мы будем отдельно, пока ты первый миллион не заработаешь!

Катька не выдержала, утробно зарычала и вскочила на стол. Нахально. С лапищами! Я перехватил мерзавку ладонью под пузо.

— Это еще что! — я потряс Катьку в воздухе и откинул в сторону, к печке. — Нельзя на стол! Сто раз говорено! Вот кого-то в следующий раз да за шкирку!

Катька мявкнула, приземляясь, и ушла за угол, брезгливо подрагивая хвостом.

— Правильно, кошку вообще надо выгнать, — сообщила красавица, — с детства их ненавижу. Главное, есть — не едят, а все равно охотятся, давят. Вот сегодня и выгоним… Но это мелочи. Учти главное: ты пока человек, но будешь делать, как я скажу, станешь политиком. Поначалу поподличать придется, попрогибаться… это не трудно; втянешься — понравится. Зато потом ты их всех сам… Слушай, а врать умеешь?

Я рассеянно кивнул, глядя на угол печки.

— Не ври, разве ж это умеешь? Научу, чего там… Убивал? Хорошо, хорошо, самому и не надо, это я так. А кому легко? Главное, дурь из башки выкини, кашу из ушей высыпь да меня слушай…

За печкой с грохотом упала кастрюлька. Дело было плохо.

Я подскочил к царевне, рывком поднял ее на ноги и подтолкнул к окну.

— Уходите. Быстро. Иначе ни за что не отвечаю!

Но я опоздал: из-за печки появилась Катька.

В кокошнике.

— Екатерина Васьковна, держи себя в руках! — крикнул я. — Пес с ней, подумаешь!

Катька послушалась — в том смысле, что уперла руки в боки.

— Ну, — прошипела она, — держись, мымра зеленая. В лоскуты тебя, на куски рвать буду… Ты в чей дом, сучка приблудная, заявилась?

— Ошибочка вышла, — пробормотала царевна, вжавшись спиной в окно и нащупывая на раме шпингалет, — я сейчас, я мигом…

— Придушу! Раздеру! Уничтожу! — взвизгнула Катька и прыгнула.

Мне удалось перехватить ее в прыжке, мы рухнули и покатились по полу.

— Уходите! — проорал я. — Уходите скорее, не удержу!

— Мразь земноводная! — бесновалась Катька, вырываясь. — Дай я ее кусну! Один раз! Там на шее позвонок подходящий есть, раза хватит!

— Предупреждать надо! — провыла царевна, трясущимися лапками распахивая окно и забираясь на подоконник. — А ты дурак, мужик, счастья своего не понимаешь! Так мужиком и подохнешь!

И огромная жаба скакнула с подоконника в дождь.

— Чтобы близко к дому не подходила, — крикнула Катька, — выслежу — мало не покажется!..

…«Скучная история» кончилась, я положил книгу на грудь и откусил от яблока сразу половину. Судя по шуму, дождь за стенами зарядил с новой силой. Я поправил подушку, потянулся к магнитофону. Катька обеспокоенно вскинула голову. Битлы негромко запели про «ол ю нид из лаф».

Наверное, они были неправы.

Впрочем, Катька думала иначе: заурчала и полезла ко мне под одеяло, в тепло. Я таких действий обычно не одобряю, но было, действительно, не жарко.

Пусть ее.

Андрей Вахлаев-Высоцкий

Количество свободы

Рассказ

Вечерело. Последние лучи заходящего солнца золотили кроны леса на холме. Дорога же в низине уже была охвачена сумраком, и в сумраке этом чётко выделялись две фигуры на огромных угольно-чёрных конях.