Роберт Шекли - Машина Шехерезада - шесть историй Страница 33

Где нет удовольствия – нет и боли. Кто-то, может, посчитал бы это честной сделкой. Но только не мертвые из Города Мертвых. Лишенные возможности мучить себя, они впадают в смертельную скуку, которая для них мучительнее во сто крат. В Аиде есть люди, которые каждый вечер перерезают себе горло. Но это ничего им не дает. Это всего лишь жест. Когда у вас больше ничего не осталось, то все, что у вас есть в Аиде, – только жесты. Поэтому они приобретают здесь огромное значение. Кто-то делает болезненный жест и перерезает себе горло, а кто-то отправляется в гости по проводам и карнизам. Может, вы думаете, что ходить в гости – удовольствие? Только не в преисподней. О, жители подземного царства не презирают жестов. После смерти жесты – это все, что вам остается.

Мы резко взмываем к дверному проему, мчимся по коридору, проскальзываем еще в одну дверь, повторяем эту операцию несколько раз подряд и, наконец, останавливаемся в огромной комнате. Здесь на стуле со спинкой в виде лиры сидит Ахиллес. Мы знаем, что это он, так как на его спине прикреплена бронзовая табличка с надписью: «Ахиллес».

В преисподней возможность мгновенной идентификации вызвана необходимостью. Здесь крайне неодобрительно смотрят на любые недоразумения. Правда, мертвым достаточно того, что они сами мертвы, и их как-то мало волнует, кто еще мертв рядом с ними. Так что система табличек создана отнюдь не для удобства местных жителей. Это сделано для удобства нашей будущей аудитории, для которой мы и снимаем фильмы, – для людей, которые в любом случае вернутся в прошлое, чтобы поглядеть на обитателей этого мира или построить их образные конструкции в компьютере, в котором можно построить все, что только можно вообразить. И, заглянув еще дальше, мы можем прозреть время, когда вторичные и третичные образы, достаточно отошедшие от своего прообраза, основываясь на версиях различных авторов, смогут создать новое поколение героев. Но так как создателей множество и каждый из них обладает своим уникальным видением, то единственно возможный путь создать синтезированный, но все же узнаваемый образ – это всех идентифицировать.

В реальном мире люди очень редко просто так сидят на стуле – не читая, не смотря телевизор и даже ни о чем не думая. Но здесь у нас не реалистический рассказ, изобилующий бытовыми подробностями, которые так любят некоторые читатели. К сожалению, данные о размерах доходов главного героя, объектах его любви и ненависти, а также генеалогическое древо в трех поколениях просто-напросто утеряны.

Так что Ахиллеса мы застали за тем, что он просто сидел, и все. Проблема ничегонеделания – одна из важнейших в Аиде. Да, пожалуй, единственная, которая стоит того, чтобы на нее тратить время, тем более что решения все равно не найти. Но Ахиллес, похоже, не терзался даже этой проблемой. Он просто сидел на стуле, уставившись в пустоту.

Справа появилась Елена Троянская.

Было бы большой ошибкой попытаться описать или хотя бы сфотографировать столь известную личность, как единственная и неповторимая Елена из Трои. Ее черты невоплотимы, они существуют лишь в мире фантазии, где постоянно творятся из грез множества людей, когда-либо мечтавших о Елене Прекрасной. Компьютер же ограничивается основным набором данных, так сказать, квинтэссенцией грез, и, так как мы пользуемся далеко не полным набором мечтаний о Елене, ее репродуцированный образ слегка расплывается вокруг носа. Поэтому я склонен считать, что главную деталь мы поймали достаточно точно. Что касается остального – достаточно будет сказать, что она – дама приятная во всех отношениях, причем с точки зрения любого, кто на нее в данную минуту смотрит. К тому же она так величественно несет свою опознавательную бронзовую табличку, что по одной походке можно сказать – вот идет Елена Троянская! А значит, это она и есть. На ней простая туника, сшитая из шелковой двусмысленности, и вокруг головы ее волнами лежит золотой обман.

– Привет, Ахиллес, – заговорила Елена. – Я только что с рынка. Мальчик, у меня есть что тебе рассказать!

Пока Елена не заговорила, Ахиллес продолжал молча пялиться в пустоту, не обращая ни малейшего внимания на свою легендарную жену, но тут он повернул голову:

– Как ты могла хоть что-то услышать? Здесь днем с огнем не найдешь ни одной свежей новости. Что вообще может произойти в преисподней нового? Хоть когда-нибудь? Только мнения – вот и все, что здесь можно услышать. Так что такого особенного ты могла найти на рынке? Уж не то ли, что философы в очередной раз высказались в пользу возможности или, наоборот, невозможности существования этого места? Откровенно говоря, этот вопрос меня абсолютно не волнует. Существует это место или нет – мне-то что? Но даже если кто-то нашел в этом всем какой-то смысл – это едва ли можно назвать новостями.

– Заткни фонтан, – перебила его Елена, – сейчас не твой выход. Вопреки всем твоим умопостроениям я раздобыла самые настоящие, реальные и неоспоримые новости. Свеженькие, с пылу, с жару. И это дает мне право не только рассказать их, но и расцветить, как захочется, используя при этом необычные эпитеты и невероятные сравнения. Стоит ли подавать факты напрямую, не пытаясь скрыть их за ширмами недомолвок, когда перед тобой во всей несокрушимости принцип Гейзенберга?

– Если ты принесла новости, – мрачно сказал Ахиллес, – то где они?

– Какой ты быстрый! Если разносчица новостей с ходу расплескает всю их новизну, то они перестанут быть новостями, и ей придется несолоно хлебавши возвращаться на исходные позиции: Недооцененный Объект Любви. То есть я. Можешь представить, каково это? Так что не торопись, дружок. Мне охота для начала насладиться самим фактом того, что я все еще могу находить новости. И поэтому я не спешу их разглашать.

– Безупречная логика, – заметил Ахиллес. – Ты приписываешь себе титул разносчицы новостей, так и не сообщив ни одной. Но все твои притязания в подметки не годятся породившему их факту.

– Ты сказал уже достаточно, чтобы я имела право тебя перебить и сообщить, что ты не видишь дальше своего носа, мой дорогой Ахиллес. Так хочешь наконец узнать, что случилось?

Изображение исчезло. Камера, или что там вместо нее, показывает ровный светлый фон. По-своему он очарователен и слегка гипнотичен. Мертвые обнаружили, что, когда вы слегка загипнотизированы, все идет намного лучше. Некоторые считают, что смерть сама по себе – вид мягкого гипноза. А есть еще более специфический взгляд – что смерти вообще не существует, так как то, что мы называем смертью, не более чем патологический случай гипноза, от которого мы не можем очнуться.

Будь что будет: камера снабжается током через провод, который спиралями змеится в окно, и, если принять его за путеводную нить, мы можем отправиться вдоль него, и он приведет нас к маленькому домику где-то наверху и устремится в окно, из которого струится целый каскад проводов. Если преодолеть бурный поток из витков и бухт кабеля, можно пробраться внутрь, где явно кипит какая-то работа. Мы выбираем ближайшую дверь и входим в комнату, похожую на аппаратную. В ней сидит человек. Привет, да это ж я! Я подхожу поближе, чтобы посмотреть, чем это я там так занят.