Иван Наумов - Мальчик с саблей (сборник) Страница 33

Я доволен новостями. Меньше всего мне хотелось бы поставить под угрозу жизнь жителей Фиама.

– Ты говоришь об изоляции, как о зле. Почему?

Сильва даже поднимает очки на лоб:

– А что же это? Разве нам надо радоваться, что мы отрезаны от Земли?

– На мой взгляд, да.

– Но мы же не можем замкнуться в одном мирке! Мы – часть цивилизации, и каждый нормальный человек мечтает, что контакт с Землей будет восстановлен!

Я смотрю на Сильву, пытаясь понять, отчего так выходит: человек замыкается на своем деле и становится лунатиком, стоит коснуться чего-то за рамками его интересов.

Я – Джонатан Фкайф, и твердо знаю, что не отдам Земле ни одного своего ребенка. Покуда это в моих силах.

– Скажи мне, благородный доктор, а под контролем какого государства находилась инфонить до обрыва?

Сильва непонимающе смотрит на меня.

– Ну кто, кто был главным на Земле, когда с Фиама последний раз увозили призывников?

– Помилуй, Фкайф, пятнадцать лет прошло… Тихоокеанская Дирекция?.. Нет? Союз Пяти? Нет, не вспомню…

– Хорошо, – говорю я. – А сейчас? Ты же смотришь земные новости, правда?

Сильва морщит лоб, что-то разглядывает в чашке.

– Знаешь, не слишком. Точнее смотрю, но как-то одним глазом. Нет времени.

– А кто возглавил мятежные миры? – настаиваю я. – Какие планеты присоединились к мятежникам? В чем была суть конфликта?

– Фкайф, не морочь мне голову! – начинает сердиться Сильва. – Мы говорили о детях, а ты меня спрашиваешь о какой-то войне!

– А разве война и дети – не связанные понятия?

Сильва разводит руками и смотрит на меня немножко по-другому. Мой чай совсем остыл.

4

Ночью из болота выбрались юркие пухлые ящерки длиной в локоть и попытались укатить банку консервированной клонины.

Я улыбаюсь восходящему солнцу и с упоением вгрызаюсь в дар фиамской природы – душистое жесткое мясо, поджаренное на прутике. Лапки с прозрачными сизыми перепонками хрустят на зубах.

Это будет сегодня, говорю я солнцу. Сегодня, наконец, я сверну пространство.

У меня глаза сумасшедшего. У меня борода по пояс. Я не брился восемь лет, боясь отпугнуть удачу. В контейнере на тумбочке меня дожидается Лодеболь. Профессор мается старческой бессонницей. Он такой же псих, как и я.

Между ним и мной – натянутая нить. От лаборатории Лодеболя уходит под малым углом в землю и через несколько сот километров выныривает из болота и втыкается в мой контейнер. Инфонити всё равно, сквозь что ее продергивают. Тысячи новостных каналов Фиама, Земли, десятков других миров вливаются в мою субкварочку. Миллионы случайных документов, миллиарды случайных изображений. Тоннель надо поддерживать.

А я сижу на острове имени самого себя и день за днем, месяц за месяцем, год за годом пытаюсь подобрать отмычку, которая позволит моим формулам превратиться в реальность.

Случайность интерферирует со случайностью, любит говорить Лодеболь.

– Ну что, профессор? – спрашиваю я, входя в душное нутро контейнера.

Я чувствую себя здесь всё в большей тесноте. Дело не только в том, что я заматерел, оброс мышцами и слоем жира. Мне душно. Я хочу на свободу. Я не готов сидеть на болотной кочке до конца своих дней.

– Скинь мне установки, – говорит Лодеболь.

– Плохая примета, – отвечаю я. – Только после эксперимента.

Такой уж выработался ритуал. Если эксперимент удастся, я вряд ли смогу сразу сообщить ему текущие настройки обратного сигнала. И у Техно бывают глупые шутки.

Моя работа проста – нажать на кнопку, дальше всё случится само. На это «само» я потратил первые три года на острове, зато теперь моя работа – нажать на кнопку.

Иногда инфонить рвется сразу – хлопком. То, что находится в тоннеле, вываливается в реальный мир и вступает в реакцию с уже находящимся там веществом. Чтобы не наделать лишнего шума, мы гоняем через тоннель нейтроны, максимум – молекулы водорода.

Иногда она скручивается от меня к профессору, будто стрелка едет по чулкам. Бывает, что нам кажется, будто с нитью ничего не случилось, но секунды спустя она тает и исчезает.

– Готовность? Запись? Поехали.

Новый набор настроек – это как новая мелодия. Волшебная флейта откроет скалу, если знать мотивчик.

Конечно, мое положение на острове немного сродни технократическому, интеллектуальному рабству. Я – невидимка, меня нет. Никто на Фиаме вовек не вспомнит о моем существовании. Но это не мешает мне работать с Лодеболем, день за днём подбираясь к разгадке.

Лодеболь хитро подмигивает мне, и я вдавливаю кнопку.

Окно, в котором кривлялся профессор, меркнет – так происходит всегда: сначала рвется инфонить, а потом уже компьютер ловит связь с Лодеболем через спутник.

Видимо, сегодня спутник уснул. Я смотрю в черное окно и тихо считаю про себя. Раз… Два…

Открываю настройки журнала, смотрю график активности инфонити.

Девяносто… Девяносто один…

С нитью ничего не случилось. Мощный поток информации валится из ниоткуда на мой компьютер. Большую часть информации расшифровать невозможно, для этого нужна обратная связь, а назад в инфонить не уходит ничего. Я перешел в режим молчания.

Зато слышны все источники одностороннего вещания. Я перебираю каналы. Натыкаюсь на джаз. Когда-то давно в Йоханнесбурге я засыпал под эту музыку…

Тру виски, выхожу из контейнера. Чтобы не дрожали руки, вцепляюсь себе в бороду.

Тысяча три… Тысяча четыре…

Лодеболь, мы сделали это!

И знаешь, профессор, ведь никогда не поздно подойти и снова нажать кнопку, чтобы один-единственный короткий сигнал ушел в инфонить и вернул всё назад?

А я не спешу назад. В свернутом лепестке пространства проходит почти месяц. Я веду дневник. Изучаю звездное небо. Ищу отличия.

С точки зрения остального Фиама меня просто нет на карте. Ни Фкайфа, ни острова Фкайфа.

Сидя на холме, я не могу проверить всех догадок. По-прежнему во все стороны от острова расходится зловонная трясина. Я лишь предполагаю, что переплыви я эту преграду, то мог бы увидеть что угодно. Фиам, не заселенный людьми. Край мира. Зеркальную стену до неба. Фиам, такой, какой он сейчас… «Что это ты делаешь здесь, Фкайф? Ну-ка, назад в болото!» Что угодно.

Случайность интерферирует со случайностью…

Пока я болтаюсь в нигде, Фиам подвергается атаке сепаратистского челнока. Экспериментальное оружие окрестили «демокрэком» и запретили тотчас. Но это не помешало какому-то мерзавцу испытать его на колонии Техно. Кратковременное облучение калечит мужчин, разрушая их гормональный баланс. Изменения необратимы.

Мы все узнаем об этом месяцы спустя. И Лодеболь реагирует по-своему – он надрывает инфонить с Землей, просто скопировав мои настройки. Ему почти девяносто, и он уже действительно спятил. Слушай меня, Фкайф! Никогда не связывайся с цивилизацией, которая старше твоей на десятки тысяч лет! Ты рвёшься в выси непознанного, а они скатываются в каменный век!