Юрий Петухов - Меч Вседержителя Страница 34

Иван опустился на колени, выпрямил спину и склонил голову.

Он стоял так долго, усмиряя страсти в бестелесной груди своей, стоял, глядя в белесый, клубящийся полупрозрачным, призрачным туманом пол, стоял, ощущая, как тревоги и боли уходят, а на смену им вливаются в душу покой и смирение.

Он стоял так до тех пор, пока все суетное и наносное не изошло из него, растворяясь в белесом тумане и истекая с туманом прочь.

И когда все это свершилось, когда тягостное чувство ожидания покинуло его и душа растворилась в благостном покое, он услышал совсем рядом тихий голос:

– Встань.

Иван встал. Поднял голову, открыл глаза. И увидел пред собою человека. Обычного, немного усталого, будто опечаленного чем-то. Никакого сияния не исходило от него. Не было за его спиной ни призрачного воинства, ни светлых и чистых, необъятных далей... ничего. Все одеяния человека состояли из одной лишь грубой и длиннополой льняной рубахи, перепоясанной по чреслам серой веревкой. Широкие рукава рубахи скрывали запястья, оставляя открытыми руки с тонкими и длинными пальцами. Был он бос, простоволос. И ростом не превышал Ивана. Он смотрел в Ивановы глаза не снизу, и не сверху, а прямо, будто точно такой же смертный, не возвеличивающий и не унижающий себя пред равным. Жилистая шея, вздымающаяся из распахнутого ворота рубахи была сильной и гордой. Длинные и светлые, русые волосы не закрывали высокого чистого лба, спадали на плечи. Короткая борода и усы были столь же светлы, но совсем не старили человека; Прямые тонкие губы, прямой, небольшой нос без провалов и горбинок, прямые, ровные брови – все было соразмерно в этом лице, без гримасливых извивов, изгибов, перекосов, надломов, выпучиваний и выпячиваний. Ослепительная соразмерность простоты... По Образу и Подобию! До Ивана только теперь дошел подлинный смысл этих слов. Пред ним был именно Образ – образ не Всевышнего, но того человека, что был создан Всевышним по Своему Подобию. Глубокие серые глаза смотрели на Ивана. Но не пронизывали, не прощупывали, не прожигали. Наоборот, они несли в его глаза свет и покой, они наделяли чем-то непередаваемо высоким и добрым. И Иван уже знал – это Он, являвшийся людям во искупление грехов их, а теперь призвавший его, Ивана, к Себе.

– Ты был благословен, – тихо проговорил человек, – ты был избран. Много званных... да мало избранных. Так почему же ты лишил себя жизни, отдавая душу свою во власть демонов? Ведь душа твоя – это часть Меня самого, часть Бога, дарованная тебе. И ты отдал Меня им? Почему?!

Иван молчал. Он не мог опустить головы, не мог отвести глаз. Теперь все было доступно ему – все, от начала и до конца, ибо Он, стоящий пред ним, и есть и начало, и конец, альфа и омега. Первый и Последний во всем и всему. Но ведь Он, Творец и Создатель мирозданий, наделил созданных Им смертных свободной волей. Он дал им право выбора... а значит, каждый пред совестью своей и пред Богом волен выбирать в тяжкий час, жить ему или не жить...

– Я не боялся лишений и тягот, – начал Иван, превозмогая себя, – шел на муки, страдания, пытки, шел на смерть ради созданных Тобой. Но я всегда верил, что Ты ведешь меня, даже когда бесы терзали мою душу, бросали ее во мрак, я верил, такова воля Твоя, такова высшая справедливость! Ни разу не усомнился я...

Серые глубокие глаза будто пеленой подернулись, чуть дрогнули прямые тонкие губы.

И Иван понял.

– Прости! Покривил душою... были сомнения, были! Терзали и они меня подобно бесам. Но всегда верх брала вера, всегда в сердце мое стучало: Иди, и да будь благословен! И я шел. Шел до последнего часа! Но когда оглянулся назад, на содеянное, на разрушенные города и села, на горы мертвых тел, на сожженные нивы, втоптанные в прах святыни – и увидел торжество бесов на Земле и во всех мирах земных, горько и тяжко мне сделалось, и открылось, что их наущениями жил, их похоти претворял в бытие наше, их орудием был на Земле. Вот тогда и понял – будто смертная молния пронзила душу – понял, что отказался Ты от меня, бросил, отвернулся на веки веков. И вот тогда, когда не осталось на Земле судей надо мною, сам себя осудил я и по делам своим казнил себя смертной казнью – ибо иной участи для себя не видел! И место мое, Господи, в преисподней!

Иван выдохся. Умолк. Он хотел упасть на колени, упасть ниц, не вымаливая себе прощения, но сознавая свою низость. Он не имел никакого права стоять рядом с Ним, вровень, глядеть в эти глаза – притягивающие, наделяющие умиротворением и покоем, силой и верою, нет, не имел!

– Не суди, и не судим будешь, – ответил человек в льняной рубахе, человек, воплощающий Нечто Высшее и Обладающее правом судить. – Ты хочешь все понять, ты желаешь уяснить Промысел Высший? Но вместо этого ты идешь на поводу у гордыни своей и тешишь бесов. Ты свершил тяжкий грех, лишая себя того, что не тебе принадлежит. И ты не имел права на суд и казнь, ибо наделен смертный свободой воли, но не наделен даром предвидения, и не может знать, что ожидает его в грядущем. За черными полосами жизни, за провалами в пропасти адские следуют полосы светлые и чистые, подъемы к горним высям... Ответь, ты знал, что ожидает тебя?

– Нет, – прошептал Иван, – я мог лишь предполагать... все рушилось, все погибало, почти уже погибло! Значит, и я должен был погибнуть!

– Пред твоим последним решением отрылось тебе по наущениям дьявольским, что ведомый черными силами разрушил ты мир людской. И ты поверил в наущения эти?! – вопросил с укором человек.

– Поверил, – сокрушенно ответил Иван. – Поверил в то, что видел своими глазами.

– Глазам твоим не дано зреть истинного. Одна душа обладает зрением подлинным. А ты не прислушался к душе своей, шептавшей тебе в самые тяжкие минуты: Иди, и да будь благословен. Я открою тебе правду. Да, в мытарствах твоих и злоключениях зачастую бесы-искусители и темные силы вели тебя по жизни, вели путями коварными, многомудрыми и хитростными, плетя черные паутины козней своих, прибирая в черные лапы свои грядущее рода людского... и ты был их орудием, ты прав!

Иван вздрогнул, слеза выкатилась из глаза, но он не смел поднять руки, утереть ее. Значит, все так, значит, это правда – он сам был разрушителем, выродком. И к чему тогда все эти беседы, к чему?!

А серые глаза смотрели в его душу тихо, покойно и ласково, без осуждения и гнева, но любя и сострадая.

– И казалось им, пребывающим во мраке, что обретают силы они и покоряют миры вселенных. Гордыня! Бесовская гордыня! Ни тебе, смертному, ни им, порождениям тьмы, не дано знать Промысла Вседержителя! В гордыне своей обретались они, не ведая, что дотоле исполняются замыслы их, доколе угодны они Творцу. Ибо и силы мрака, бесы и демоны подобно человеку и свыше того обладают полной и неограниченной свободой воли и действия... Всякое порождение сущих и внесуших миров по воле своей должно показать, чего ради оно явлено было в свет или во тьму, на что способно в существовании своем и куда приведет себя, обладая свободой выбора. Но вели они тебя и творили тобой нужное им лишь в той мере, в коей непротивно то было Воле Высшей. И ты доказал это, ни единожды не пойдя против своей совести, а стало быть, против Бога. И вина твоя лишь в одном – ты оказался слаб... ибо человек!