Александр Мееров - Сиреневый Кристалл Страница 34

Усталый лагерь быстро заснул, а часов в десять вечера темноту прорезал крик. Долгий, протяжный крик умирающего в муках человека. Все усилия Очаковского, самого медицински образованного человека в экспедиции, ни к чему не привели: носильщик корчился в судорогах минут десять, затем распрямился весь и застыл.

Ночь не принесла отдыха. Тревога подкрадывалась вплотную.

Похороны носильщика заняли немного времени и не вызвали среди паутоанцев паники, так как они считали, что их товарища укусил тоу-бы смертельно ядовитый паук, и поход продолжался.

Тропинка - если можно назвать тропинкой ложе иссякшего горного ручья временами поднималась почти отвесно. Перелезая с камня на камень, цепляясь за скользкие, сочащиеся водой уступы, люди метр за метром преодолевали препятствия. Ноги постоянно срывались с гладких камней или разъезжались на липкой красноватой грязи. Отсюда, с почти отвесных обнаженных склонов, сложенных из серых, желтоватых, красных и коричневых лавовых масс, виден был противоположный склон ущелья. Разделявшая оба склона пропасть кипела зеленью, испускала доносящиеся и сюда, на довольно большую высоту, пряные, удушающие ароматы. Пропасть уходила все дальше, вниз, и вскоре из-за нависшей скалы, увитой ползучей зеленью, усеянной огромными яркими цветами, показался океан - ярко-голубой у берега, скрывающийся в белесом жарком мареве на горизонте.

Снова подъем, еще один потруднее, и наконец измученные путешественники почувствовали живительную прохладу, представляющую на этой высоте столь приятный контраст с томительной, банной жарой равнинных джунглей.

Казалось, что могло быть отраднее этого привала, когда позади остался самый трудный участок пути, когда прохладно и сухо, почти нет нещадно жалящих, порой приводящих в исступление насекомых, а впереди, совсем близко, заветная цель! И все же тревога не покидает никого из участников похода.

Проводник как-то по-особенному озабочен, суетлив. Иван Александрович по возможности спокойнее и ласковее завел с ним разговор, устроившись, как и паутоанец, на корточках, но проводник не успокоился, все время оглядывался по сторонам и наконец заявил, что дальше не пойдет. Он не знает, где именно находятся развалины храма. Вот отсюда, от этой скальной площадки, надо идти немного вверх, но куда - он не знает. Несколько путей ведут к древнему разрушенному храму. И этот - прямо, и вот тот, левее. Можно и вправо взять. Пойти к вершине можно любым из них, но в каком направлении святилище - он не знает, идти не хочет. Вудрум достал шкатулку с Золотой Ладьей, и она указала направление. Проводник не удивлен и не обрадован. Он продолжает настаивать на возвращении. Вместе с тем он, как видно, чем-то напуган настолько, что и возвращаться боится.

Иван Александрович посоветовался с друзьями. Никто не может понять, что же происходит, но все чувствуют, как нарастает тревога. Серафим Петрович как-то больше всех ослаб, недомогает. Вудрум предложил остаться на привале, подождать, пока Очаковскому станет лучше, но он, волнуясь, протирая очки чаще обычного, спорит, не соглашается, просит:

- Что же я буду... из-за меня будем задерживаться все. Право, ни к чему, господа. Одолеем эту скалу, а там, на самой вершине, развалины. Ведь так? Ну, пожалуйста, не откладывайте из-за меня. Иван Александрович, прикажите собираться. А я полежу немного. Как все будут готовы, и пойду. Я двужильный, вы же знаете, дойду... Лишь бы с вами... Лишь бы со всеми быть, не расставаться...

Это были последние слова отважного биолога.

Оставшийся переход оказался самым легким физически, но сколь же он был тяжел морально! Похороны товарища ни у кого не выходили из головы. У Ивана Александровича сердце сжималось при мысли, что уже нет славного Серафима Петровича, работящего, доброго, влюбленного в свое дело и бесконечно преданного науке, что в Питере не встретит его семья... Вспомнился октябрьский суровый день, порт, внезапно поваливший снег, проводы и щемящее чувство ответственности, вдруг охватившее тогда беспричинно и властно...

Когда перед взором исследователей предстала выстроенная полукругом, слившаяся со скалами стена, они посмотрели на нее так, как если бы и не стремились к ней всеми силами, будто уже видели ее много раз. Площадка перед развалинами, скальный обрыв высотой в четыре-пять метров. Взобраться туда и там... Что же там?..

Какая-то апатия у всех. Плотников вял, рассеян, но не сдается. Он первым подходит к обрыву, выискивает, где полегче взобраться на его верхушку, к развалинам. Быстро темнеет. Вудрум считает, что в развалины надо пробираться утром, но Николай Николаевич просит не откладывать.

- Тревожно как-то, Иван Александрович. Кажется, вот-вот что-то должно помешать. Надо поднатужиться. Ведь последний шаг. Иван Александрович, берите Ладью, пойдемте.

- Да что с вами, голубчик? На вас ведь лица нет! Вы плохо себя чувствуете?

- Иван Александрович, я очень вас прошу - пойдемте... Пойдемте, если можно, а то... А то я не успею...

Как в бреду, как в каком-то кошмаре, четверо ученых взбираются на скалистый обрыв. Впереди Александр, за ним Плотников и Вудрум. Шираст замыкает четверку, всячески помогая профессору, поддерживая в трудных местах. Никто из паутоанцев и близко не подходит к обрыву. Кажется, их и вовсе нет на площадке - так тихо и мрачно все вокруг. Из-за тяжелых, готовых к грозе облаков изредка выглядывает луна, освещая развалины, и тогда виден угрюмый полукруг стены, колонны с осыпавшимися верхушками и граненый постамент, на котором возвышается что-то странное, напоминающее кусок окаменевшей волны. В лунном свете она кажется полупрозрачной, темно-зеленой, а когда луна скрывается и на таинственное святилище наваливается мрак, на гребне волны начинают сверкать две сиреневые искры.

Неужели достигнута цель и вот сейчас, в это именно мгновение, можно будет совсем близко подойти к немеркнущим тысячу лет посланцам далеких миров? Какая сила донесла их до Земли, возле каких звезд затеплились эти сияющие в ночи, воспетые древней легендой "глаза божества"?

Вудрум подошел к "волне" первым. Никто не следовал за ним, понимая, что именно он по праву должен раньше других приблизиться к так давно ускользавшей тайне.

Иван Александрович не спешил. Он забыл о творящемся внизу, в джунглях, о засадах и преследовании, обо всем на свете и внимательно рассматривал испускающие лучи кристаллы.

- Подойдите, друзья. Вот два Сиреневых Кристалла, назовем их так. Это они пронеслись через Пространство, попали на Землю, вызвали поклонение древних паутоанцев, и это к ним так стремится таинственная Золотая Ладья. Давайте проверим.

Вудрум, осторожно ступая по источенным временем плитам, отошел от постамента, приблизился к самому краю площадки. Золотая Ладья своим острием указывала на кристаллы. Профессор обошел всю площадку, и везде, с любого места Ладья ориентировалась на кристаллы, переливающиеся мягким, нежно-сиреневым, то меркнущим, то вспыхивающим с новой силой светом.