Эдгар Берроуз - Земля, позабытая временем Страница 34

Обернувшись, я увидел волосатую человекообразную фигуру, стоящую поодаль и наблюдающую за нами, затем еще одну и еще, по мере того, как они появлялись из зарослей и присоединялись к своему вожаку. Наконец, их собралось не меньше двух десятков. Они были совершенно обнажены. Их тела покрывали густые волосы. Хотя передвигались они на двух ногах, не касаясь земли руками, во всем их облике было немало обезьяньих черт: при ходьбе они сильно наклонялись вперед, передние конечности были необычайно длинны, да и черты лица были скорее обезьяньи, чем человеческие. Близко посаженные глаза, плоские носы, выпяченные губы и торчащие желтые клыки представляли собой не слишком приятное зрелище.

— Алу! — произнесла девушка. Я перечитывал приключения Боуэна так часто, что знал их почти наизусть, и сразу определил, что передо мной те самые представители древнейшей человеческой расы — забытое племя Алу, не имеющее собственного языка. — Казор! — воскликнула девушка, и в тот же момент толпа алу, пронзительно вереща, бросилась на нас. Они приближались, издавая странные звуки, что-то среднее между лаем и рычанием, и скаля свои мощные клыки. Вооруженные от природы этим оружием в дополнение к могучим мышцам, они представляли собой серьезную угрозу и были вполне способны легко расправиться с нами, не имей мы необходимых средств защиты. Я выхватил свой пистолет и выстрелил в вожака. Тот свалился как подкошенный, а все остальные бросились наутек. Девушка снова одарила меня улыбкой и, подойдя поближе, погладила ствол моего оружия. Когда она проделывала это, пальцы ее соприкоснулись с моими, и я почувствовал, будто электрический ток пробежал по моим жилам. Я постарался объяснить себе это тем обстоятельством, что давно не встречал женщин.

Она снова что-то сказала мне, и снова я не понял ни слова.

Тогда она показала рукой на север и двинулась вперед. Я последовал за ней, так как мой путь лежал в этом же направлении; но покажи она на юг, я все равно последовал бы за ней, так сильно влекло меня к человеческому общению в этом мире хищников, ящеров и полулюдей.

Всю дорогу девушка о чем-то мне рассказывала и была, похоже, очень удивлена, не встретив понимания с моей стороны. Ее серебряный смех был единственным ответом на мои попытки в свою очередь разговаривать с ней, как будто моя английская речь представляла собой самые смешные звуки на свете. Часто после бесплодных попыток заставить меня понять, она показывала на меня рукой с восклицанием: «Галу!», а затем, касаясь моей груди или руки, весело выкрикивала: «Алу, алу!» Я понимал, что она имеет в виду, зная из рукописи Тайлера значение некоторых жестов и слов. Она пыталась доказать мне, что я вовсе не галу, а всего лишь безъязыкий алу. Но каждый раз, проделывая эту операцию, она так заразительно принималась хохотать, что у меня не оставалось другого выбора, как смеяться вместе с ней. Ее удивление моей неспособности понять ее было вполне естественным, поскольку, начиная с так называемых людей дубины, стоящих на низшей ступени развития, но обладающих речью, и кончая цивилизованными галу, язык многочисленных племен тождественен, если не считать усложнения его по мере повышения шкалы эволюции. Она, принадлежащая к Галу, в состоянии понять «людей дубины», «людей топора», людей копья и, в свою очередь, быть понятой ими. Хо-лу, или обезьяны, безъязычные алу и я были единственными существами человеческого типа, с которыми она не могла общаться; было, однако, очевидно, что рассудок ясно показывал ей, что я не принадлежу ни к тем, ни к другим.

Но она нисколько не отчаивалась, а вместо этого с энтузиазмом принялась обучать меня своему языку. Не беспокой меня так судьба Боуэна и моих товарищей с «Тореадора», я бы только желал одного: чтобы период обучения продолжался как можно дольше.

Я никогда не мнил себя сердцеедом или дамским угодником, хотя всегда любил женское общество. Во время учебы в колледже у меня было немало друзей среди представительниц прекрасного пола. Полагаю, что моя привлекательность для определенного типа девиц объяснялась тем, что я никогда не влюблялся в них. Такого рода занятия я всегда оставлял другим, несравненно более искусным в этой области; сам же я всегда предпочитал общение на более приземленном уровне: танцы, верховая езда, теннис, гольф и тому подобное.

Но в общении с этой полуголой дикаркой я чувствовал какую-то неизъяснимую прелесть, совсем не похожую ни на одно прежде испытываемое мною чувство. Ее прикосновения возбуждали меня, как никогда ранее не возбуждали прикосновения любой другой женщины. Я достаточно разбираюсь в жизни, чтобы определить мои новые ощущения как доказательство возникшей любви, но ведь я — то не любил эту маленькую дикарку со сломанными ногтями, настолько покрытую грязью и зеленым соком от листвы и травы, что невозможно было определить натуральный цвет ее кожи. Но ее ясные глаза, белозубая улыбка, серебряный смех, царственная походка — все указывало на внутреннее благородство и достоинство, и даже грязь была не в состоянии скрыть это.

Солнце уже склонялось к закату, когда мы набрели на небольшую речушку, впадающую в один из заливов внутреннего моря. Путешествие наше вплоть до этого момента было сопряжено с массой опасностей, как, впрочем, и любое путешествие в этой ужасной стране. Но я не буду утомлять вас описанием многочисленных нападений со стороны самых разных существ, встречавшихся нам на пути и преследовавших нас по пятам. Мы всегда были настороже.

К этому времени я уже достиг некоторого прогресса в изучении местного языка и уже знал названия многих животных и растений. Кроме того, я знал и такие слова, как «море», «река», «скала», «небо», «солнце», «облако». Я был доволен своими успехами, но я так и не знал до сих пор имени моей спутницы. Не долго думая, я указал на себя и произнес: «Том», затем указал на нее и сделал вопросительное выражение лица. Девушка запустила пальцы в свои роскошные волосы и недоуменно поглядела на меня. Я повторил свои действия дюжину раз.

— Том, — произнесла она наконец своим нежным мелодичным голосом, и повторила: — Том!

Прежде я как-то никогда не задумывался о своем имени, но услышав его из ее уст, я впервые в жизни осознал, как все-таки здорово оно звучит. Лицо ее внезапно прояснилось, она ударила себя в грудь и воскликнула: «Ад-жор!»

— Аджор! — повторил я.

Она засмеялась и захлопала в ладоши.

Итак, теперь мы знали имена друг друга. Это было уже кое-что. Мне нравилось ее имя — Аджор, а ей, похоже, нравилось мое, поскольку она часто его повторяла.

Скалы окаймляли залив и тянулись вдоль берега впадавшей в него речушки. Следы выветривания в них были очень заметны; в одном месте я обратил внимание на довольно большое углубление и нависавший над ним каменный козырек. Это сулило ночлег не под открытым небом. Вокруг валялась масса каменных обломков, вполне пригодных для сооружения баррикады. Я остановился и знаками сталобъяснять Аджор, что мы здесь заночуем.