Евгений Прошкин - Слой Ноль Страница 34

Мухин озадаченно посмотрел на девушку. Некоторое сходство с Людмилой найти было можно – но только если искать специально.

– Почему ты Женей представилась?

– Для разнообразия, – насмешливо проговорила она. – А скажи-ка, друг, чего ты от меня хотел?

– Так, познакомиться…

– А потом?

– Думаешь, я за четыре часа надеялся тебя соблазнить?

– Думаю, да, – ответила она. – В читальном зале что делал? Небось, для школьного кружка выписывал?

– В ЖЭКе кружок, – буркнул Мухин. – В школе сейчас каникулы.

– Родители загнали? – спросила Люда с нескрываемым удовольствием.

– Ага…

Маленький табор на дальней лавке заголосил, но смирно и совсем не громко. Трое парней что-то достали из карманов, и старая цыганка с объемным, как воздушный шар, задом протянула им сложенную купюру.

– Так, ну где мое мороженое? – сказала Люда.

– Пойду лучше водки возьму…

– Посмотри на себя! Ты же ребенок!

– «Ребенок»! – сварливо произнес Виктор. – Тебе самой-то сколько?

– Женщинам таких вопросов не задают.

– А ты точно женщина?

– Ну и хамло!.. – сказала она, убирая цепь в сумочку. – Семнадцать. А тебе?

– Четырнадцать с половиной.

– Засранец мелкий… – улыбнулась Люда.

Мухин перепрыгнул через кованую ограду и подал ей руку. Она грациозно перешагнула, при этом джинсы на ее бедрах натянулись еще сильней, и Виктор жадно сглотнул. Перебежав через дорогу, он зашел в «Кавказские вина». Людмила его сопровождать категорически отказалась.

Вместо вин, кавказских или каких-то еще, на прилавках стояла одна только водка – «Пшеничная», с алюминиевой кепочкой. Мухин отсчитал пять рублей тридцать копеек и направился к кассе, но продавщица гаркнула:

– Ты что, малец, магазин перепутал?

– Я тебе не малец, ясно? – проскрежетал он.

– Иди, иди. Мама за кефиром послала, а ты проказничать!

Виктор поиграл желваками и выкатился на улицу. Людмила даже не стала спрашивать, все было ясно и так. Мухин понял, что внутренне она над ним потешается.

Приметив краснолицего дядьку в затрапезном пиджаке и белой сетчатой шляпе, он дождался, пока тот не подойдет ближе, и окликнул:

– Мужик!.. Я тебе шесть рублей дам. Возьмешь мне «пшена». Сдачу – себе.

Дядька шмыгнул носом, проницательно посмотрел на Люду и сказал:

– Семь. Мне как раз на красненькое. Выпью за ваше здоровьичко…

Торговаться было несолидно, и Мухин молча вложил в грязную ладонь две зеленых, как баксы, трешки и металлический рубль с профилем Ильича. Спустя минуту он получил теплый пузырь и сунул его в пакет, к конспектам по Гоголю.

– Ты далеко живешь? – спросил он.

– Недалеко. В общаге.

– Тогда ко мне. Там, правда, родители…

– Ты что, показывать меня им стесняешься?

– Мне-то что? – фыркнул Мухин. – Меня тут через три часа уже не будет.

– Опять хамишь, – констатировала Люда. – Ты уж определись – совращать, или за косички дергать.

– Косичек-то у тебя нету… Слушай, а зачем ты сюда перекинулась?

– Не знаю…

– Ты же сама слой выбираешь!

– Выходит, не всегда… Метила в одно место, попала в другое. Очнулась – библиотека. «Он стал иглу во впадины глазные вонзать, крича, что зреть очам не должно ни мук его, ни им свершенных зол…» – с чувством продекламировала Люда.

– Это не Ренатик сочинил? – осведомился Мухин. – Про глазные яблоки больно похоже.

– Впадины, а не яблоки, – поправила она. – Нет, это не Ренатик…

В условиях предельно развитого социализма частники «бомбить» опасались, но «бомбили» все как один. Вымпел на стене, конечно, радовал, но коньяк на столе радовал сильнее. На коньячок надо было зарабатывать.

Виктор вытянул руку, и у тротуара затормозили сразу три машины – гуськом.

– Ты только слюну не пускай, я к тебе не за этим, – предупредила Люда. – Мне до конца транса перетоптаться где-то надо. А может, в кино сходим?

– Ты водку в кино пить собираешься? – воскликнул Виктор.

– Я вообще-то не собираюсь.

– Ну и не надо!

С водителем договорились за пятерку. Хитрый шеф увидел, что Мухин с дамой, и, кажется учуял пузырь в пакете. Опыт этого слоя Виктору подсказывал, что за пять рублей от Пушкинской площади до «Новокузнецкой» можно доехать раза три, но спорить он не стал. Это все-таки был «Опель», по местным меркам – роскошь несусветная.

Они вдвоем забрались на заднее сидение, и Виктор взял Люду за руку. Та поджала губы, но руку не отняла.

– По дороге заскочим заправиться, – заявил водитель.

– Никаких «заскочим», – отрезал Мухин. – За пятерку на горбу понесешь.

Мужчина беспомощно хихикнул. Развязная молодежь попадалась ему частенько, но таких наглых детей он еще не встречал.

– Задницу тебе давно не драли, – предположил он.

– Я сам кому хочешь раздеру… У меня папа знаешь, кто? – произнес Мухин со значением. – Вот и притухни.

Водитель озверело посмотрел на него в зеркало, но послушался и до самого дома не проронил ни слова. Люда тоже помалкивала.

– А кто твой папа? – сказала она уже на улице.

– Водила-то спросить не решился! – удовлетворенно заметил Виктор. – А папа у меня инженер. Сто шестьдесят рублей, геморрой от стула и двадцать два начальника.

– Ты его не уважаешь?

– Папенька у меня не опасный, – задумчиво ответил Мухин. – Маму надо бояться…

Он достал ключи, но вдруг почувствовал какое-то беспокойство. Он вспомнил, как ботаник пытался открыть квартиру, сданную тещиным студентам, и прежде чем вставить ключ в скважину, перебрал на связке все три штуки. Маленький – от почтового ящика; обычный, желтый, – от дома; еще один, длинный, – от гаража, где Витя с приятелями иногда тусуется…

– Что-то не так? – спросила Люда.

– Черт его знает… Запутался.

– Не сюда приехали?

– Сюда, сюда.

Мухин быстро, будто ныряя в прорубь, открыл замок и толкнул дверь.

– Прошу!..

– О-о-о! – раздалось изнутри дружное и незнакомое. – А мы вас заждались!

Виктор вошел вслед за Людой – отступать было поздно. В прихожей и маленьком коридорчике он обнаружил человек пять – все были взрослые, веселые, слегка чем-то взбудораженные.

Все лица Мухин видел впервые.

Глава 13

– Витька, чего растерялся?

Из комнаты выглянул отец – неузнаваемо постаревший, прирастивший к животу лишние полпуда, но живой.

Мухин схоронил родителей три года назад. Он давно уже перестал горевать – что делать, ко всему привыкаешь… Здесь и мать, и отец были еще живы – он, вроде бы, должен был радоваться, но вместо радости испытывал печаль. Часа через два он вернется в слой, где ограда на их могилах уже заржавела.