Сергей Борисов - Искатель. 2009. Выпуск №09 Страница 34

— Вот что, Горбунов, нет у дружка моего в тебя веры. Гарантий требует.

— Я страховые полисы не выдаю.

— Вот-вот, потому и не верит, независим ты больно. Придется тебя малость укротить.

Андрей почувствовал на своих руках железную хватку бугаев в кожанках. Он дернулся — и тут же получил удар в солнечное сплетение справа и удар в челюсть слева.

— Оставьте его, — закричал Сашка и захлебнулся криком.

Кудря схватил Андрея за волосы, приподнял:

— Сюда смотри, безухий. И слушай. Дружок мой так думает, что ты его в ящик запакуешь и ментам сдашь. Я ему доходчиво объяснял, что у тебя багаж солидный — и родители, и урод этот в коляске. Чем не гарантия? А он в ответ: об этом потом вспоминают, о родителях, о друзьях-товарищах, тогда и каяться начинают, что не уберегли, что поторопились. А уж не вернуть, понаделано дел, теперь только каяться… И вот о чем я подумал: а ведь прав он! Кто знает, что у тебя в голове сидит. Может, и впрямь заложить хочешь. И открутиться потом. Всяко может быть, так — тоже. А что это значит? Это значит, что ты плохо уяснил, о чем я тебе толковал. Или уяснил, но прикинул — пугаю я тебя, на понт беру. Так вот, Горбунов, запомни накрепко, Николай Кудреватых от слов своих отказывается — особенно по мелочи, это бывает, но от платы — никогда. Потому что, коли не отплатишь, ни чести тебе, ни уважения не будет. А чтобы ты не сомневался, что с твоими родными станется, если ты хвостом крутить вздумаешь, решил я тебе все наглядно показать. Ну, гляди, любезный, на друга своего.

Кудря повернул голову Андрея.

Парень в свитере стоял рядом с инвалидной коляской и полосовал на ленты плед, которым Сашка укрывал свои неподвижные ноги. Сейчас Сашка и сам был неподвижен. Разбитые ударом, оборвавшим его крик, губы Сашки были красными от крови. Глаза закрыты. Он не сделал ни малейшего движения, когда парень стал привязывать его руки к подлокотникам.

— Смотри, безухий, смотри.

Андрей рванулся, но Кудря держал цепко, да и телохранители навалились, выворачивая суставы.

Парень в свитере затянул узлы, полюбовался, как получилось, ухмыльнулся, вновь заставив родинку на мгновение исчезнуть, передвинул рычаг ручного тормоза в горизонтальное положение и небрежно толкнул коляску ногой.

Она покатилась.

Колеса попали в трещину — и преодолели ее.

Еще на пути был бугорок из вспучившегося, небрежно уложенного асфальта. Андрей видел, как колеса накатывают на него, останавливаются в верхней точке…

Время тоже остановилось.

Сашка застонал, пошевелился, и этого оказалось достаточно, чтобы равновесие было нарушено. Колеса скатились с бугорка, прошелестели по оставшимся сантиметрам асфальта, и коляска сорвалась с пирса.

— Пусти, — прохрипел Андрей.

Кудря отпустил его волосы:

— Давай, Горбунов, спасай своего друга.

Телохранители разжали пальцы. Андрей упал. Тут же вскочил и прыгнул в воду.

В два отчаянных гребка он достиг дна. Завертелся на месте.

Коляска лежала на боку метрах в трех от него.

Андрей схватил ее за спинку и попытался всплыть.

Нет, не получится. Тяжело.

Грудь разрывало. Он ринулся вверх. Почти до половины выскочив из воды, схватил ртом воздуха, и снова нырнул.

Сколько прошло? Минута? Две?

Андрей стал распутывать путы, которыми были стянуты руки Сашки. Ткань пледа была плотной, а парень в свитере затянул узлы накрепко. Андрей трижды поднимался на поверхность и снова нырял, прежде чем ему удалось освободить одну руку Сашки. Со второй он справился быстрее — за два вдоха. Теперь и время, и сама жизнь измерялась вдохами.

Подхватив друга под мышки, он оттолкнулся от илистого дна.

С пирса в воду спускалась сваренная из арматуры лесенка. Андрей ухватился за ступеньку и перевел дух. Лицо Сашки было безжизненным.

— Помогите! — закричал-просипел Андрей. -

Нет ответа.

— Кто-нибудь!

Как он выбрался на пирс, как втащил Сашку, этого Андрей не помнил. Но ведь смог как-то.

Причал был пуст — ни бандитов с их автомобилями, вообще никого. Только ветер качает мачты продрогших яхт.

— Сашка! Сашка! Сашка!

Он говорил, он звал, он пытался делать искусственное дыхание. Все напрасно. Друг умер. И с этим ничего нельзя было сделать. Это надо было принять. Андрей поднял лицо к беспросветному, затянутому низкими тучами небу и завыл от отчаяния.

Как раздражали теперь, как бесили Андрея излюбленные герои авторов низкопробных поделок, все эти отважные «афганцы» и «чеченцы». Картонные, плоские. Они возвращались в родной город и становились «черными ангелами», вершащими суд скорый и праведный над всякой нечистью. Ни страха, ни малейших сомнений в своей правоте «ангелы» не испытывали и своей «отмороженностью» мало отличались от тех, кого пачками и с удивительной изобретательностью отправляли на тот свет.

Бессмертные и всесильные, закаленные в горниле войны… Вранье! Андрей был на войне и знал, что это такое. Он стрелял, надеясь, что враг не успеет выстрелить первым. Он убивал, чтобы не быть убитым. И только. Сама по себе война ничему не учит, разве что искусству выживать. Но Андрей знал еще одну вещь: с инстинктом самосохранения может справиться и побороть его только чувство мести. Хотя и при этом остаются искушение не делать того, что должно, и ужас перед будущим, призывающий спрятаться в норку и не высовываться оттуда.

Тогда, на причале, Кудря ему все доступно объяснил. Настолько, что, не подозревая о том, лишил его выбора. Это Божедомов может считать, что выбор есть всегда, на самом деле это не так. Выбора у него не было.

Логово Кудри он нашел без труда. Хотя какое же это логово, место по определению тайное, укрытое от чужих глаз? Особнячок в два этажа! С номером у железных ворот, почтовым ящиком на калитке. Такая вот симпатичная усадебка. Правда, с видеокамерами по периметру и коваными зубьями поверх глухого кирпичного забора.

Приватность свою Николай Евгеньевич Кудреватых защищал, но прятаться не собирался — ни от органов, ни тем более от прессы, чьи представители были частыми гостями в его хоромах. Человеком он был крутым, острым на язык, к политике всех масштабов, особенно городского, отношение имеющим самое непосредственное. Многих подкармливал… Короче, интересный собеседник. А неявная, но общеизвестная принадлежность Кудри к миру криминала делала его еще привлекательнее.

Андрей влез в интернет и уже через пять минут знал: где Кудря живет — в Комарово, недалеко от Дома творчества литераторов; что он ест на завтрак — глазунью; чем запивает — чифиром по старой тюремной привычке; где более всего любит проводить часы вечернего досуга — на катере, ошвартованном тут же, у личного причала, рядом с рубленной топором банькой.