Дино Буццати - Рассказы из сборника «Семь гонцов» Страница 34

В этот момент сын булочника Аттилио вставляет кукурузное зерно в бузиновую трубку и подносит ее к губам, целясь в затылок одного из своих приятелей, но, подняв глаза на дона Антонио, видит, как побелело его лицо. Это производит на мальчика такое сильное впечатление, что он тут же откладывает трубочку в сторону.

«Чтобы отличить, — продолжает дон Антонио, — прости тельный грех от греха смертного… смертного… Да, почему именно смертного? Разве от него умирают? Воистину так. Если не умирает тело, то душа…»

Нет, нет, думает он, все это неспроста, не по прихоти капризного ветра. Но неужели же владыки ада стали бы утруждать себя из-за него, какого-то там дона Антонио? И все же от фокуса с тиарой явно попахивает провокацией. Не приложил ли к этому руку Князь Тьмы — тот самый, что во времена оны высовывался из песка и щекотал пятки анахоретам?

В этом скоплении паров, почти в самом его центре, оставалось пока еще непристроенным только одно облако. Стран но, подумал даже дон Антонио, все вокруг в непрерывном движении, а оно — нет.

Среди этой кутерьмы облако вело себя спокойно, флегматично, будто чего-то дожидалось.

Но тут и оно пришло в движение; это было похоже на пробуждение питона, обманчивая медлительность которого таит в себе заряд коварной силы. Цвет у него был перламутрово-розовый, как у некоторых моллюсков. А эти округлые, вздутые щупальца… Какой сюрприз готовило оно, в какую форму намеревалось вылиться? Хотя у дона Антонио вроде бы еще не было достаточных оснований для выводов, особое, свойственное всем служителям церкви чутье уже подсказывало ему, что именно из этого получится.

Почувствовав, что краснеет, он опустил очи долу и стал смотреть на пол, где среди соломенной трухи валялись комки засохшей грязи, окурок (как он сюда попал?), какой-то ржавый гвоздь.

«Но безграничны, дети мои, милосердие господне и его благодать…» Произнося все это, он между тем прикидывал, сколько времени приблизительно понадобится, чтобы кар тина на небе сформировалась окончательно. Но посмотрит ли он на нее?

«Нет, нет, берегись, дон Антонио, не доверяйся, еще неизвестно, чем это для тебя обернется», — занудно нашептывал голос, рождающийся в минуты нашей слабости в глубине души, чтобы предостеречь нас от ложного шага. Но тут же услышал он и другой голос — мягкий, дружественный, ободряющий нас, когда нам изменяет смелость. И этот голос говорил: «Чего же ты испугался, достопочтенный? Какого-то невинного облачка? Вот если бы ты на него не посмотрел, тогда это и впрямь было бы дурным знаком, знаком того, что помыслы твои нечисты. Это же просто облако, ну сам поду май, какой тут может быть грех? Взгляни, достопочтенный, оно прекрасно!»

На мгновение дон Антонио заколебался. И этого было до статочно, чтобы веки его дрогнули и между ними образовалась маленькая щелочка. Видел он или не видел? Но образ чего-то порочного, непристойного и необыкновенно прекрасного уже отпечатался в его мозгу. Он тяжело задышал от какого-то неясного искушения. Значит, действительно ради него явились эти призраки и с неба бросили ему вызов своими наглыми намеками?

Быть может, этот великий искус специально придуман для слуг господних? Но почему из стольких тысяч священников выбор пал именно на него? Он подумал о сказочной Фивиаде (пустынная местность вблизи древнеегипетского города Фивы, где в первые века христианства жили отшельники) и еще о высоком и славном будущем, которое, возможно, его ждет. Дону Антонио захотелось побыть одному. Он торопливо осенил присутствующих крестным знамением, давая понять, что урок окончен.

Мальчики, перешептываясь, ушли, и наконец воцарилась тишина.

Теперь он может бежать, даже запереться в какой-нибудь дальней комнате, откуда облаков не видно. Но бегство не выход из положения. Это была бы капитуляция. Нет, помощи надо искать у бога. И дон Антонио стал молиться — стиснув зубы, исступленно, как бегун, одолевающий последний километр дистанции.

Кто же победит? Сладострастное и кощунственное облако или он, со своей чистотой помыслов? И дон Антонио нродолжал молиться. Почувствовав, что дух его достаточно окреп, он собрался с силами и поднял глаза.

Но в небе над Коль Джана он не без разочарования увидел лишь бесформенные груды облаков с какими-то идиотскими очертаниями, клубы пара и липкого тумана, медленно расползавшиеся на отдельные клочья. И было совершенно яс но, что не могли эти облака ни мыслить, ни строить козни, ни подшучивать над молодыми деревенскими священниками. И уж конечно, не было им никакого дела ни до него, ни до его терзаний. Облака как облака. Да и в сводке метеостанции на этот день говорилось: «Погода преимущ. ясная, к вечеру возм. кучевая облачность. Ветер слабый. Температ. неизм.». А о дьяволе ни слова.

Друзья

Скрипичный мастер Амедео Торти и его жена пили кофе. Детей уже уложили спать. Оба, как это часто у них случалось, молчали. Вдруг жена сказала:

«Не знаю, как тебе это объяснить… Сегодня у меня весь день какое-то странное предчувствие… Как будто вечером к нам должен зайти Аппашер».

«Подобные вещи не говорят даже в шутку!» — ответил муж раздраженно.

Дело в том, что двадцать дней тому назад его старый верный друг скрипач Тони Аппашер умер.

«Я понимаю, понимаю… Ужас какой-то, — сказала она, — но никак не могу отделаться от этого чувства».

«Да, если бы…» — пробормотал Торти с печалью в голосе, но мысль свою развивать не стал. Только покачал головой.

И они вновь замолчали. Было без четверти десять. Вдруг кто-то позвонил в дверь. Звонок был длинный, настойчивый. Оба вздрогнули.

«Кого это принесло в такое время?» — сказала она.

Через прихожую прошлепала Инес, затем послышался звук открываемой двери, приглушенный разговор. Девушка заглянула в столовую. В лице у нее не было ни кровинки.

«Кто там, Инес?» — спросила хозяйка.

Горничная посмотрела на хозяина и, запинаясь, проговорила:

«Синьор Торти, выйдите на минуточку, там… Ой, если б вы знали!»

«Да кто же там? Кто?» — сердито спросила хозяйка, хотя уже прекрасно понимала, о ком именно идет речь.

Инес, подавшись вперед, словно желая сообщить им что то по секрету, выдохнула:

«Там… Там… Синьор Торти, выйдите сами… Маэстро Аппашер вернулся!»

«Что за чепуха! — сказал Торти, раздраженный всеми этими загадками, и, обращаясь к жене, добавил: — Сейчас посмотрю… А ты оставайся здесь».

Он вышел в темный коридор и, стукнувшись об угол какого-то шкафа, рывком открыл дверь в прихожую.

Там, как всегда неловко поеживаясь, стоял Аппашер. Нет, все-таки он был не совсем такой, как всегда: из-за слегка раз мытых очертаний он выглядел несколько менее вещественным, что ли. Был ли это призрак Аппашера? Пожалуй, еще нет, ибо он, по-видимому, пока не вполне освободился от того, что у нас именуется материей. А если и призрак, то сохранивший какие-то остатки вещественности.