Илья Новак - Гордость расы Страница 34

Наверное, прошло много времени, но интенсивность света оставалась прежней, только ландшафт немного изменился. Слева от повозки возникло что-то новое. На фоне мертвых красок болот оно казалось очень ярким, насыщенным новыми цветами.

Дзена уложили на бок, прижав грудью и лицом к прутьям, чтобы тело не придавливало покалеченные руки: кочевники не хотели, чтобы пленник умер. Круглое пятно, показавшееся ему более ярким, оказалось топью, на которой расплывались лиловые и густо-зеленые разводы. Мох на низком берегу не рос, виднелась желтовато-коричневая земля, из топи торчали стебли колючек.

В ней кипела жизнь. Иногда что-то неторопливо проплывало, видно было, как в густой черной жиже лениво извиваются маленькие вытянутые тела, и тогда полосы зеленого и лилового медленно закручивались, постепенно расплываясь и перемешиваясь друг с другом.

Клетку открыли, дзена сбросили с повозки. Заан упал лицом в грязь. Его приподняли, Ушастый ощутил шершавое прикосновение веревочной петли, которую обвязали вокруг поясницы.

Четверо кочевников, держа его под мышки и за локти, подняли Заана и поставили на ноги, высоко задрав руки и не отпуская, потому что сам он стоять не мог.

Перед глазами мелькнул старик с гнойными ранками на тощем теле. Он отошел за повозку и присел там, исчезнув из поля зрения, и тогда наконец Заан понял. Живец, вот кто это был, а запах крови из ранок должен бы привлекать пиявок. Клетка предназначалась для живца. Хотя одиночка и не мог выжить в болотах, по судьба живца была слишком безрадостной, чтобы добровольно оставаться в таборе. Поэтому любой на его месте попытался бы сбежать. Но если теперь старика выпустили из клетки и позволили идти, даже не связав руки…

Подошел атаман Гира с остро заточенной деревянной палочкой в руке.

— Архуда теперь негодный живец, — произнес он, — Пиявки стали плохо ловиться после того, как его раны совсем загноились и чистая кровь перестала выходить наружу… — говоря это, атаман начал царапать дзена заостренным концом палочки по шее, груди и животу, несколько раз сильно кольнул в пах, чтобы выступила кровь. Подняв голову, Гира снизу вверх взглянул в подернутые мутной поволокой глаза Заана. — Вообще-то он из Арка Вега. Своих стариков они убивают, но Архуда сумел убежать. Мы случайно захватили его. Теперь он нам не нужен. Ты готов, властный?

* * *

— Что происходит? — растерянно спросила Глата у пиччули, выглядывавшего из-за угла дома. — В это время все должны были собраться здесь, гулять перед молитвой…

Они стояли возле платформы монорельса, металлическая полоса которого поднималась вдоль крутого, густо заросшего кустарником и деревцами склона. Дальше стоял трехэтажный дом с покатой крышей и очень узкими незастекленными окнами.

Пластик … эта словоформа сама собой всплыла в сознании пиччули, когда он увидел стену дома. Словоформа была безопасной, но пахла неприятно, кисло… То, что он периодически вспоминал, сперва рождало лишь ощущения, которые стояли за соответствующим предметом или явлением из его прошлой жизни, а уж потом становилось связным логичным воспоминанием.

Одинаковые блоки, отлитые из специального строительного пластика, не могли производиться здесь — они попадали на планету откуда-то сверху. Бет-Зана глянул на тучи между низкими вершинами гор. Сверху? Он помнил, что находился внутри огромных помещений, помнил сопровождавших и то, как легко сбежал от них. Но где все это происходило? Теперь, после появления новой доминанты, он смог понять, что попал на планету, он даже смутно осознал космологию Вселенной, но вот имена и названия…

— Я не понимаю, — повторила ренша. — Куда же все подевались?

Бет-Зана, не отвечая, внимательно смотрел вперед. Городом это мог называть лишь тот, кто никогда не был в настоящих городах. Город не может состоять из одного здания. Перед пластиковым домом раскинулась круглая земляная площадка с помостом в центре. По другую сторону за низкой изгородью, протянувшейся между двух склонов, вновь начинались поля кренча. Монорельс тянулся по крутому скату до самой вершины, но вагона видно не было — значит, сейчас он находился наверху.

Бет-Зана тряхнул головой, моргая, и длинным языком облизал губы, по которым стекали капли дождя. Он пытался и не мог определить расстояние до вершины. Дождь начался, как только они достигли долины, и шел не переставая, наполняя все вокруг теплой пеленой влаги. Очень мелкие капли — дождь напоминал туман, он скрадывал очертания предметов и искажал расстояния.

— Что это за дом? — спросил пиччули.

Глата, переступив с ноги на ногу, пробормотала:

— Мы живем в нем…

— Все вместе?

— Конечно.

— Выходит, это… — Пиччули поморщился, вспоминая подходящую словоформу. — Общее… общежитие?..

Она начала что-то говорить, но тут из дома донеслись звон и крики. Дверь содрогнулась, вновь раздался звон.

— Что это? — спросила ренша испуганно.

— Здесь есть… есть стекло или фарфор? Что-нибудь, что может разбиться?

— Внутри, возле двери, стоит очень большая чашка без ручки. Я не знаю, для чего она. Мастер Гора говорил, что она называется вазой и что в ней должны стоять растения. Но я не понимаю этого. Растения — это кренч. Он должен расти в земле, правда?

— Эту вазу только что разбили о чью-то голову, — предположил Бет-Зана.

— Зачем? — тихо спросила Глата после паузы.

Пиччули покосился на нее. Ренша действительно не понимала. Насилие, любые формы агрессии были чужды креншиккам, вытравленные мнемообработкой их предков и религией, придуманной для них халганами. Но без насилия, без агрессии, недоверия, зависти и ревности они стали неполноценными половинки, а не люди. Словно духовные вегетарианцы среди каннибалов. Нельзя быть исключительно добрым, хорошим и оставаться при этом полноценным абсолютное добро ущербно, решил Бет-Зана.

— Ты спрячешься здесь, — произнес он. Схватив Глату за руку, пиччули поволок ее к платформе монорельса, которую приподнимали над землей четыре сваи.

Под платформой оставалось узкое темное пространство, заросшее мхом и бурьянами-колючками. Бет-Зана взял Глату за плечи.

— Лезь туда! — стал уговаривать он. — Спрячься, пока я не вернусь.

— Для чего? — захныкала она. — От кого мне прятаться? Я не хочу!

Пиччули заставил ее опуститься на колени, тогда ренша заплакала по-настоящему и попыталась оттолкнуть его.

Бет-Зана насупился, глядя, как она растирает по щекам слезы и капли дождя. Он глухо заворчал.

Естественной потребностью любого пиччули в фазе двойного «эго» было стремление заботиться о своей доминанте, беречь и защищать ее от любых неприятностей. В случае, если доминанта оказывалась сильной, волевой личностью, пиччули рефлекторно подчинялся и начинал выполнять любые приказы — сообразуясь при этом со своей потребностью сохранить доминанте здоровье и жизнь, но иногда доминантой становилась слабая, малоразвитая или просто детская особь, и тогда пиччули второй фазы тут же брал на себя руководство.