Зенна Хендерсон - Вершина Страница 34

Сюзан любила этого неуклюжего, но вежливого старика, готового прийти ей на помощь в любой момент. Но в этот день помощь Бенни требовалась последний раз, поэтому она внезапно остановилась. Впрочем, она и раньше никогда не проходила мимо старика, не сказав ему пару добрых слов.

— Бенни, — сказала она, — я ведь пожилая женщина и к тому же старая дева. Почему ты всегда так хорошо ко мне относился?

Вопрос ошарашил Бенни. На его простом открытом лице отразились смущение и непонимание. Ему казалось, что от него чего-то хотят, но он был не в силах угадать, что именно.

— Не волнуйся, — нежно сказала Сюзан, что совсем было на нее не похоже, — я просто хотела сказать, что очень ценю твою доброту.

— Доброту? — в вопросе Бенни прозвучало неподдельное удивление.

— Ну да. Ты же всегда ловишь для меня такси и заставляешь шофера подлетать прямо к двери. Ты же снял для меня комнату, когда я стала себя плохо чувствовать. Ты ведь отпилил кусочек моей палки, когда я сказала, что она слишком длинна. Ты ведь приносил мне бутерброды, когда репетиции затягивались допоздна. Ты…

— Но ведь это моя работа, мисс, — искренне не понимал Бенни. — Я же администратор, я обязан заботиться обо всем. Большую часть дня я просто слоняюсь без работы. Поэтому я…

— Поэтому ты помогаешь всем, кто нуждается в твоей помощи. Я это знаю. Многие годы я тоже считала это твоей обязанностью и как-то не обращала на тебя внимания, но только сегодня я наконец поняла, как много ты сделал для меня.

Она сомневалась, говорить ли ему то, что она намеревалась сказать. Это, наверное, все равно, что поведать голодному о том, как ты только что плотно отобедала, а вечером собираешься на банкет. Но ведь невозможно было просто так пройти мимо. Старый, заикающийся, глуповатый и неуклюжий Бенни нравился Сюзан.

— Сегодня я здесь последний раз, Бенни, — тихо сказала она. В голосе Сюзан отсутствовал обычный для ее речи сарказм, — Сегодня у меня последняя запись, а потом меня ждет операция. Мне предстоит заново родиться.

В глазах старика вспыхнул огонек, который несколько насторожил ее. Бенни только вымолвил:

— Да, мисс Зонненберг.

— Когда-то я тебя очень обидела, предложив чаевые. Я не собираюсь снова повторять ошибку. Я знаю, ты делаешь все абсолютно бескорыстно. Но знаешь ли ты, что такое гонорар?

— Г-г-онорар?

— Иногда, когда кто-нибудь делает что-то сверх того, что он обязан делать по службе, ему хотят каким-то образом выразить свою признательность. И это вовсе не чаевые. Любой человек может получить гонорар.

— А как он выглядит? — все еще сомневаясь, спросил Бенни.

— Я могу дать тебе только деньги. Но ты можешь на них купить себе все, что захочешь, и эта покупка будет тебе напоминать обо мне. Спасибо тебе за все, милый Бенни. До свидания.

И она вошла в седьмую студию, оставив Бенни с тремя мятыми банкнотами в руке. Он с неприязнью разгладил их. “Сверхслужебная” доброта Бенни была оценена в 250 долларов.

Оказалось, что к приходу Сюзан в седьмой студии не успели как следует подготовиться. Дирижер Коллини, итальянец, не закончил запись оркестровой партитуры. Вообще, любая запись — это сплошная нервотрепка. Что-нибудь постоянно не устраивает звукорежиссера. И хотя многие старомодные дирижеры и исполнители до сих пор предпочитали на записи идти методом проб и ошибок, был разработан способ, при котором предварительно создавалась звуковая матрица, оркестровая партитура идеального качества. Если механически соединить все матрицы, то таким образом еще не создать настоящей музыки. Музыка получится неживой, безликой.

Когда создана механическая матрица, начинается запись оркестра. Затем происходит сопоставление оркестрового исполнения и матрицы. Анализирующая машина не обращает никакого внимания на тонкости индивидуального исполнения, но обязательно отметит фактические ошибки, например, если вместо ми трубы начинают играть ми бемоль, вторые скрипки заглушают первые или деревянные духовые инструменты вдруг вступают не вовремя. В таких случаях звукоинженеры, дирижер и солисты переигрывают заново эти места, звукорежиссер объясняет, что не в порядке и что необходимо доработать. Разумеется, таким образом не создавалась выдающаяся музыка, но записывалось все очень быстро и исключительно качественно.

Коллини не успел дописать оркестровую матрицу, так что Сюзан пришлось ждать в комнате отдыха, пока он закончит работу. К ее огорчению к ней присоединился мистер Вейгенд.

— Итак, сегодня последняя запись Сюзан Зонненберг в этом сезоне, — сентиментально вздохнул Вейгенд.

— Когда вы так говорите, мистер Вейгенд, с вами трудно не согласиться, — заметила Сюзан.

Мистер Вейгенд был маленьким суетливым человеком, который соглашался со всем, что ему говорили. Он работал одним из директоров “Музикосмоса” и, если говорите о его вкусах, ему нравилось все, что было модно и все, чем восторгались другие.

— Моцарт. Соль мажор, сочинение 453, — пропел Вейгенд. — Жаль, конечно, вам было бы лучше записать какое-то крупное торжественное произведение, например, “Император” Бетховена. Правда, у нас уже есть ваша запись Бетховена, сделанная четырнадцать лет назад.

— Вам виднее…

— Вы немного огорчены? Да, после операции вы, скорее всего, уже не будете пианисткой. А может, и вообще забудете музыку, да и вас, возможно, забудут, — посочувствовал Вейгенд.

Сюзан очень захотелось прогнать этого зануду.

— Но, с другой стороны, я, по крайней мере, не буду спать одна в кровати.

— Да, через несколько лет. Если точнее, то через четыре года, — согласился дотошный Вейгенд.

К неудовольствию Сюзан разговор затягивался. Она была честна с собой и поэтому, поразмыслив, признала, что единственной причиной, из-за которой она не любила Вейгенда, было обычное отвращение музыканта-практика к музыканту-теоретику. А если принять во внимание то обстоятельство, что Сюзан всегда знала наперед, что ей скажет Вейгенд, неприязнь только усиливалась.

— Я сыграла в музыке все, о чем только может мечтать настоящий музыкант. Мне не хочется переигрывать все заново.

— Неужели? — деланно грустным тоном спросил Вейгенд.

— Может, в этот раз я окажусь трубачом в джазе или певицей блюзов.

Вейгенд вздохнул.

— Это будет несправедливо. Вы великая пианистка, мисс Зонненберг.

— У меня есть наклонности к естественным наукам. Может, на этот раз я стану физиком или врачом…

— Ученым! — в ужасе вскричал Вейгенд.

— О, все будет нормально, — оживилась Сюзан. — Исходя из моего умственного рейтинга, я не стану очень уж хорошим ученым. Вас это хоть немного успокаивает?