Журнал «Если» - «Если», 2008 № 08 Страница 34

— Отмени наводнение, — прошу я. — Пойдем домой.

— Жители Джонстауна рассчитывают на нас, — возражает он. — Мы обязаны спасти их образ жизни.

— Так баллотируйся на пост мэра! — говорю я ему.

Мистер Флад запрокидывает голову и громко хохочет, позволяя дождю литься прямо в открытый рот.

— Эй, мне это нравится! — отвечает он. — Потоп, выбранный мэром Джонстауна! Это здорово!

— Я серьезно, — настаиваю в отчаянии, потому что знаю: он принял решение уже давно. — Не делай этого. Не уходи.

— Ты поймешь, — говорит мистер Флад и легонько проводит кончиками пальцев по моей щеке. — Когда настанет твое время передать факел, ты все поймешь.

Я чувствую слезы у себя на глазах, но это не слезы радости. Я знаю, люди назвали бы его злым и безумным, — и, наверное, мне нечего им возразить, но у меня нет другого отца. И вообще никого нет. Всю мою жизнь меня ограждали от жизни — и все время учили, как устроить наводнение в городе Джонстаун.

— Так давай начнем представление, — говорит мистер Флад с широкой улыбкой, а потом расстегивает молнию на брюках.

Завывая, как волк, он начинает мочиться со смотровой площадки у верхней станции «Уклона».

Как только мистер Флад «открывает кран», дождь вырывается на свободу. Он хлещет уже целый час, но это не идет ни в какое сравнение с океаном, который сейчас обрушился с неба.

Закончив, мистер Флад застегивает брюки, а затем изо всех сил обрушивает трость на перила. И сейчас же острый зигзаг молнии устремляется вниз, к центру города.

Над головой грохочет гром. Он эхом отражается от стен долины, и все электрические огни Джонстауна, кроме фар автомобилей на улицах, разом гаснут.

На мгновение город становится тихим, неподвижным и темным. Потом, сквозь шум дождя, я слышу нарастающий хор криков и вопли автомобильных гудков. Завывает одинокая пожарная сирена, к ней присоединяется другая, третья… Вспышки красно-синих огней пожарных и полицейских машин мелькают вдоль рядов темных зданий.

Вот оно, понимаю я, и мой желудок сжимает спазм.

История в процессе ее творения.

Мистер Флад опять ударяет тростью по перилам, и еще одна вспышка молнии прыгает на город. Гром гремит пуще прежнего, мистер Флад взмахом поднимает трость и тычет раздвоенным кончиком в небо.

Клянусь, во время тройной вспышки молнии, с шипением устремляющейся вниз, я вижу, как две змеи, вырезанные на трости, оживают и извиваются сами по себе.

Дождь становится все интенсивнее. Река Стоуникрик выходит из берегов, поднимается по наклонным, залитым в бетон для защиты от наводнений берегам, которые сегодня спасают от потопа не лучше, чем это было в 1977-м году.

С радостными воплями мистер Флад пускается в пляс.

Посреди смотровой площадки он выделывает коленца и кружится, будто ему двадцать лет, а не девяносто. Он танцует чальстон, линди-хоп, джиттербаг, мягко шаркает туфлями и вращается, словно неистовый дервиш. Он подпрыгивает и притоптывает, как индеец вокруг походного костра, потрясая своей тростью, словно церемониальным копьем.

Он вертит трость, будто жезл, подбрасывает его в воздух и ловит, когда раздвоенный конец отскакивает от цемента. Он бьет степ на манер Джина Келли и держит трость на плече, подобно зонтику, воспевая стихию дождя.

С каждым его движением дождь усиливается.

— Дождик, лей, не жалей, — кричит мистер Флад, выделывая нечто среднее между танцевальными па и прыжками футболиста в зоне защиты. — Футов пятьдесят налей!

У него сильная магия. Просто не верится, как быстро прибывает вода.

В долине под нами волна за волной накатывают из реки Стоуникрик. Машины сталкиваются друге другом, натыкаются на дорожные ограждения и здания, водители либо ослеплены дождем, либо мечутся в панике из-за быстро поднимающейся воды.

Люди и сирены издают пронзительные звуки, словно запущенные в небо ракеты фейерверка. Из канализации бьют гейзеры, изрыгая крышки люков, которые потом с грохотом падают на мостовые или на стоящие у обочин автомобили.

А мистер Флад пляшет, как дикарь.

Блаженно улыбаясь, он вибрирует, кружится и размахивает руками. Дождь припускает сильнее, когда он мелко трясет пальцами, а если топает ногой, раздается удар грома.

Глядя поверх ограждения, я вижу, что внизу вода неуклонно поднимается. Ее уровень у реки уже выше колес автомобилей — он доходит до середины дверей. Мостовая быстро исчезает, улицы превращаются в каналы.

Я слышу вдалеке звон разбитого стекла. Визжит ребенок, собаки воют, как во время конца света. Мигая огнями и завывая сиренами, машины аварийных служб несутся по скоростному шоссе из пригородов и поселков с окружающих город холмов.

Я готова поклясться, что слышу где-то вдалеке резкий треск выстрела.

Тут кто-то хлопает меня по плечу, я оборачиваюсь и вижу мистера Флада: он низко кланяется и протягивает руку.

— Ты присоединишься ко мне? — спрашивает он с очаровательной улыбкой… слишком очаровательной для человека, готового расстаться с жизнью.

Интересно, если я не помогу, что-нибудь изменится? Переживет ли он эту ночь? Или закончит наводнение без меня и все равно умрет?

Было бы очень просто не брать его руку. Было бы просто отказаться помочь ему убить себя.

Было бы просто, если бы я всю жизнь не готовилась к этой ночи. Если бы не чувствовала себя обязанной ему.

Особенно, если не имеет значения, помогу я ему или нет, и это последняя ночь, когда я вижу его живым.

Я беру его руку.

Он швыряет трость через перила и обхватывает рукой мою спину. Он ведет меня в танце, я обнимаю его одной рукой, а другую он высоко поднял вверх и сплел свои пальцы с моими.

Только фары и вспыхивающие сигнальные огни полицейских машин остаются в долине, но наша танцплощадка на вершине холма по-прежнему освещена уличными фонарями. Колышущиеся на ветру завесы дождя струятся вниз при свете фонарей, когда мистер Флад ведет меня в вальсе.

Наши ступни шлепают по воде, и мы скользим по кругу: раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три. Голубые, как небо, глаза мистера Флада неотрывно смотрят в мои глаза, он громко смеется и убыстряет темп.

Вскоре мы уже двигаемся так быстро, что вальс превращается в польку. Мистер Флад пару раз наступает мне на ноги, но он легкий, как перышко.

От вращения у меня кружится голова, поэтому я пытаюсь замедлить шаги, но он не позволяет. Я закрываю глаза на мгновение, однако это не помогает. У меня по-прежнему кружится голова.

Открыв глаза, я понимаю: это не только из-за бешеного ритма танца. Я смотрю вниз и вижу, что теперь мои ноги уже не касаются мокрой площадки.