Иштван Немере - Дело Килиоса Страница 34

— Оставьте его нам. Чем больше вы о нем расскажете, тем скорее мы нападем на его след. Нам нужен он, а не вы. Но добраться до него мы сумеем только с вашей помощью. И в средствах особенно разборчивы не будем. Если не хотите плохо кончить, говорите! Когда вы с ним встретились впервые?

Он вздохнул, как пловец перед прыжком в воду, решиться было непросто, но для себя он уже все решил.

— Это было две недели назад. Однажды вечером раздался телефонный звонок. Мужской голос с иностранным акцентом сообщил, что сейчас ко мне придут по очень важному делу. Пришел он. Меня сразу поразило его сходство со мной. Неожиданный гость заверил меня, что он мой брат. Я удивился. Но он утверждал, что у моих родителей был еще один сын, то есть он. В детстве его увезли за границу, там воспитывали чужие люди, поэтому он так плохо знает родной язык. История была темной, но родители мои давно умерли и проверить, правда ли это, я не мог. Во всяком случае, наше поразительное сходство, казалось, подтверждало его слова.

Пришелец попросил разрешения переночевать и умолял никому, кроме жены, не рассказывать о нем. Сказал, что он изобретатель, работает над неким устройством, которое произведет настоящую сенсацию в науке, но работа еще не завершена. Нуждается в тишине и уединении, чтобы доделать прибор. Он сказал, что за ним по пятам следует агент враждебного государства, готовый на все, лишь бы только раздобыть описание или модель аппарата.

О готовых на все агентах он говорил дрожащим голосом, опустив голову. Думаю, только теперь до него дошло все значение этого выражения. В его представлении слова Килиоса полностью подтверждались: вот они, беспощадные агенты, напавшие на него… Среди нас единственного Баракса можно было назвать способным на все, но его талант был совершенно другого рода. В то же время нетрудно было догадаться, что за «изобретение» имел в виду Килиос. Транслятор воли, вольтранс! Ага, значит, уже есть зацепка — в течение первых шести недель своего пребывания здесь Килиосу не удалось смонтировать его. Неужели это удалось ему сделать за неделю президентства?

— Продолжайте, сеньор.

— Я принял его. Жене он понравился. Мы очень привязались к нему. В первые дни наш новый знакомый был скромен и нетребователен. Жил в чуланчике на чердаке, никуда не выходил. Только иногда просил принести тот или иной каталог электрических приборов, отмечал в них какие-то мелкие детали и просил это купить. Всегда аккуратно платил за все. Денег у него было много, а тем временем я готовил почву для своей политической карьеры.

— А когда он начал говорить с вами о политике?

— Сразу же, как только закончил свой прибор.

Я кивнул. Конечно, этого следовало ожидать. Без вольтранса он был бы здесь никто — скрывающийся, дрожащий от страха беглец. Но теперь… У меня стало сухо во рту.

— Я слышал, полиция приходила вас арестовывать. Вы и раньше занимались политикой?

— Да. Хотя многие и считали меня всего лишь кондитером, действовать я начал давно. Нечего и говорить, что подготовка почвы заняла много времени и поглотила уйму денег. Хотя у меня и были высокопоставленные сторонники… Однако теперь я думаю, что, не будь его, мне ничего бы не удалось достичь…

— Вы не ощущали ничего необычного, когда он склонял вас к этому удивительно смелому, даже странному шагу?

— Откуда вы знаете? — удивился Рамирес. — Мы беседовали в его каморке на чердаке, он ковырялся в своей машине, и вдруг я почувствовал, что мне нехорошо — словно я был в скоростном спускающемся лифте. Но через мгновение все стало мне казаться легким и ясным. Я не видел перед собой никаких преград. Все, о чем мы говорили, казалось возможным, и даже мне самому этого захотелось. А в самом деле, почему бы мне не стать президентом страны сразу, теперь же, раз я собираюсь сделать это столько лет? Мне не хотелось быть кондитером, это отец настоял. Меня всегда привлекала политика. Теперь я знал, что стоит мне сделать первый шаг, и я могу оказаться высоко, очень высоко.

Я не сводил глаз с Рамиреса. Лицо его раскраснелось, глаза горели азартом. Только через несколько минут он опомнился, огляделся и судорожно вцепился в край кровати.

— Если бы я знал, что все это закончится таким образом…

— Политика — скользкая штука, сеньор Рамирес. Однако времени у нас мало, поэтому давайте немного сократим нашу беседу. Не приходил ли он вам на помощь, когда нужно было уговорить тех или иных людей, чтобы они приняли вашу сторону?

— Случалось, особенно в последние дни перед тем, как я взял власть в свои руки. Он обычно в это время находился в соседней комнате со своим прибором.

Все ясно. Транслятор воли действовал безупречно. Килиос применял его, тем самым совершая преступление — он нарушал течение времени. Чего можно добиться с помощью такого аппарата, вряд ли нужно объяснять. Даже в эпохи с более развитым чувством этики встречались политики, которые пытались навязать свою волю другим.

— Значит, вы вскоре пришли к убеждению, что при помощи двойника сумеете решить проблемы Боливарии?

— Более того! Я смог заново создать, переиначить весь мир! — воскликнул он запальчиво, но сразу опомнился. — В тог памятный день, перед тем как мы отправились в парламент, он доказал мне, на что способен. Заявил, что с этого момента он со своей машиной в полном моем распоряжении. Взамен я как будущий диктатор должен буду обеспечить ему охрану. Всегда и при любых обстоятельствах. Это его предложение — использовать машину для того, чтобы парламент выбрал меня. А потом он натолкнул меня на мысль созвать глав сопредельных государств и во время визита облучить их таким образом, чтобы они подписали все, что мы им подсунем. Действуя таким образом, можно было бы объединять все больше и больше стран под моим руководством.

— Наивно.

— Сначала и я так думал. Но он меня успокоил, сказал, что мы время от времени можем наносить визиты в другие государства и там убеждать толпы принять наши требования…

Значит, Килиос уже планировал соорудить установку с более широким радиусом действия.

— Итак, вы с семьей переехали в президентский дворец. Там спрятать его было трудней.

— Да, но не невозможно.

Пришла очередь главного вопроса:

— Где он теперь?

— Понятия не имею, — Рамирес покачал головой. — Вчера утром, когда я покинул город, он находился в моей летней резиденции.

— Так это вы уговаривали президента Верунды присоединиться к Боливарии? — я встал и направился к двери. — Вашу судьбу мы решим позже, сеньор Рамирес.

И вышел.

На этот раз установить связь по хронотелефону было непросто. Аппарат трещал — общение сквозь эфир и через столетия было исключительно сложным делом. Однако в конце концов сквозь треск удалось разобрать: