Олег Синицын - Спецхранилище. Второе пришествие Страница 35

На кухне Антон сдернул половик, под которым оказался квадратный люк, закрывающий вход в подполье. Ухватив тремя пальцами за кольцо, он поднял дощатую крышку. Хозяйка Мария, накинув на плечи шерстяной платок, зажгла керосиновую лампу и стала торопливо спускаться в черный зев. За ней последовал восьмилетний мальчуган Прокофьевых, одетый в ушанку и стеганный пуховик с изображением Шрэка. Парнишка ступал неровно, буквально спал на ходу.

Возле меня нарисовался Штильман.

- Мне необходимо в туалет, - сообщил он.

- Сейчас некогда.

- Я каждое утро хожу по большому. Это физиологическая потребность.

- В тайге оставите ваше добро.

- В тайге я не смогу, мне будет неловко.

- Ну елы-палы, Григорий Львович! - не выдержал я. - У вас есть ум? Мы на ушах стоим, как побыстрее убраться из дома, по улице гуляют черти красноглазые, а вы срать собрались! Одевайтесь немедленно!

- Тихо! - вдруг шикнул на нас дед, заметив что-то в окне.

Мы застыли в напряженных позах.

Неподалеку от дома хрустнул снег… еще раз… Одна пара ног, направляется к нам.

Я покрылся испариной. Рука стиснула рукоять бластера.

Хруст замер на невероятно длинную секунду. Существо о чем-то задумалось. Послышался знакомый до боли грудной хрип. Затем шаги возобновились, заскрипела отворяющаяся калитка.

- В дом напротив пошел, - облегченно заметил Степан Макарыч. - Быстро ноги в руки!

В подполье приготовилась спускаться Кирюхина жена с малышом на руках. Сам Кирюха, уже одетый в дубленку и с двустволкой на плече, повешенной вверх прикладом, обнял ее на прощание, нежно поцеловал в губы, потом поцеловал крутой лобик ребенка.

- Давай иди уже! - отодвинул его коренастый Антон. Он помог девушке спуститься в подполье, бросил вниз дубленку и ружье, потом влез в люк. Погрузившись до плеч, на секунду остановился, придерживая крышку над головой.

- Удачи вам! - сказал он и исчез под полом. Крышка ловко встала на место.

Степан Макарыч набросил сверху половик, с помощью Кирюхи поставил на него громоздкий кухонный стол и четыре табурета. Теперь ничто не указывало на подполье, в котором прятались две женщины, двое детей и один мужчина. Надеюсь, космические людоеды посчитают дом заброшенным.

Я был готов. Собственно, у меня вещей-то особых не было, которые нужно собирать: шапка, фуфайка, валенки и бластер. Главное "Золотую Яву" не забыть, иначе подохну без курева в тайге.

Штильман, обуваясь, порвал шнурок на ботинке.

Чертыхаясь, он стал привязывать оборванный конец, но руки сильно дрожали, и узелок распускался. Я принялся ему помогать и оборвал второй конец шнурка.

- Я так понял, что вы остаетесь! - сердито рявкнул дед из сеней.

- Бросьте, Григорий Львович, - безнадежно махнул я рукой, - до леса доберетесь без шнурков, а там разберемся.

Мы вывалились в сени, где на полу нас поджидали связки широких лыж и вещмешки с провиантом. Пока подбирали лыжи и набрасывали на плечи ремни, Степан Макарыч запер дверь на ключ, после чего мы гуськом выбрались через крытый двор на ночной морозный воздух.

На небе за легкой поволокой туч горел щербатый месяц, чей свет выхватывал из темноты контуры соседних домов.

- Быстрее! - Степан Макарыч засеменил по узкой тропке, тянувшейся за дом. - Ступайте след в след! Ни шагу с тропы!

Я пихнул вперед себя Штильмана и побежал следом. Позади шуршал пуховик Бульвума. Кирюха отстал от основной группы, запирая ворота внутреннего двора на амбарный замок; он нас догнал чуть позже.

Мы обошли угол покосившегося сарая, и глазам открылось заснеженное поле, за которым тянулась полоса тайги. Здесь Степан Макарыч велел остановиться.

- Надевайте! - приказал он, бросив на снег рулон ткани.

Каждому из нас досталось по простыне с прорезью для головы и пришитыми в определенных местах тесемками. Хозяйка Мария до позднего вечера мастерила эти маскхалаты из своих лучших простыней, в результате они получились такими качественными, что их даже в бой надеть не стыдно. Я и Кирюха первыми разобрались, как в них облачаться. Потом я помог одеться неловкому Штильману, а Кирюха - Бульвуму, чьи длинные пальцы не умели вязать бантики.

Степан Макарыч, укутанный в белое с ног до головы, оглядел нас критически и махнул рукой:

- Вперед!

Ведущая через поле тропа пролегала по дну неглубокой канавы. Мы бежали по ней, наполовину скрытые сугробами, держа в руках оружие, зажав под мышками лыжи. Ветер, дующий с востока, бросал в лицо ледяную крошку. Из поселка позади нас доносились стуки, хруст древесины и приглушенный звериный вой. Даже мне, повидавшему тварей на своем веку, было не по себе - что уж говорить об остальных членах группы! Все испытывали страх, даже Бульвум. Больше всех я переживал за Штильмана с его нерешенным утренним вопросом.

Тайга встретила нас пихтами. Нырнув за них, мы плюхнулись в снег, чтобы отдышаться после бега и оценить масштаб нашествия красноглазых.

Сквозь ветви я увидел цепочку темных домов, между которыми сновали длинные сгорбленные тени. Они бродили повсюду: скрипели дверьми, обнюхивали дворы, заглядывали в окна. Одного, вытянувшегося во весь немаленький рост, я заметил на гребне крыши… Возле оставленного нами дома движения не наблюдалось, но в зловещем окружении он выглядел беззащитным и уязвимым. По прерывистому дыханию Кирюхи я понял, что он испытывает те же чувства. Но что-либо изменить уже не в наших силах.

Степан Макарыч тяжело вздохнул, перекрестил дом рукой в меховушке и повернулся ко мне.

- Все, Валерочка, дальше ты командуешь.

- После тебя, дед, только позориться.

- Не вгоняй меня в краску. Давай начинай.

- Ладно. У кого-нибудь живот крутит от голода? Нет? Тогда встаем на лыжи! Позавтракаем позже. Григорий Львович, у тебя две минуты.

Бросив в снег вещи, Штильман скрылся за деревьями.

В темноте застучали палки, заскрипела резина креплений.

- А с этим как быть? - спросил Кирюха, указывая палкой на Бульвума. Не поняв жеста, тот метнул на парня подозрительный взгляд.

- С этим? - задумчиво протянул я.

Лыж для Бульвума, естественно, никто не брал. Сама идея поставить на них пришельца выглядела карикатурной. Пешком же он вообще будет как гиря на ногах - по сугробам ходит медленно и неуклюже. Поэтому оставалось единственное.

- Посажу его себе на спину, - ответил я Кирюхе. -Сменишь, когда устану, лады?

Парень кивнул.

Бульвум оказался не слишком тяжелым. Я взвалил его на хребет, просунув тонкие ноги у себя под мышками через лямки вещмешка. Они болтались к меня по бокам, руки свешивались через плечи, голова тыкалась в затылок… Взбираясь в импровизированное седло, этот гад как бы случайно расцарапал мне ногтями щеку. В отместку я тоже как бы случайно задел седоком о ствол ели, отчего дерево затряслось, а с ветвей посыпался снег. Бульвум после этого случая надолго притих, только периодически вскидывал руку, потирая возникшую на черепе шишку.