Вадим Панов - Наложницы ненависти Страница 36

— В каком смысле? — удивился наемник.

— Внешне. Знаете, дети обычно наследуют некоторые черты родителей: форма носа, глаза, губы. Не мне вам объяснять.

— Я понимаю… — Кортес тряхнул головой. — Неожиданный вопрос… На родителей? Ее отец умер, а мать… — Наемник нахмурился, припоминая детали. — Нет, на мать Яна мало похожа. Мы редко говорили на такие темы.

— А при чем здесь родители? — поинтересовался Артем.

— Сантьяга, не может быть. — Инга закусила губу. Она догадалась, куда клонит комиссар.

— Я должен проверить все варианты, — тихо ответил он.

— Какие варианты? — насторожился Кортес. Сантьяга внимательно посмотрел на наемника:

— Вероника Пономарева жива и, вероятно, выполняя приказ Ордена, ищет других перерожденных наложниц Азаг-Тота.

— Вы хотите сказать…

— Вполне возможно, что Яна — одна из них. Одна из трех оставшихся на планете гиперборейских ведьм.

Замок, штаб-квартира Великого Дома Чудь.

Москва, проспект Вернадского, 3 августа, пятница, 21:13

Это сон?

Или явь?

Сознание накатывало волнами, но не задерживалось надолго. Разум не хотел воспринимать окружающую действительность. Не хотел, и всё. Но обрывочные фразы долетали до оглушенного мозга, вызывая непонимание и удивление.

— Десять кубиков!

— У нас же есть время! «Время на что?»

— Десять кубиков, я сказал!

«Десять кубиков чего?»

Тонкая игла нашла дорогу к вене. Боли от укола не было, видимо, мозг отказался ее воспринимать, но Яна физически ощутила, как ее кровь смешивается с чем-то чуждым, с чем-то ядовитым и неприятным… Как ее кровь смешивается с этим и становится другой. Как кровь становится ЕЕ НАСТОЯЩЕЙ КРОВЬЮ.

— Ее трясет!

— Но она не умерла.

— Накройте ее чем-нибудь. И развяжите.

— Кто знает, что она сделает, придя в себя?

— Это будет не скоро. Минимум, через пару часов.

— Я бы не хотел…

— Да развяжи ее, лейтенант, все равно эта девица уже наша.

«Наша? Чья? Вы ничего не путаете?» Яна проваливалась все глубже и глубже. Голоса затихали становились невнятным гулом, шепотом волн, тишиной. И эту проклятую тишину заполнила бессильная злоба на всех.

Злоба, постепенно перерастающая в ненависть.

— А она красивая.

— Конечно, Кортес вряд ли бы заинтересовался уродиной.

— Азаг-Тот тоже.

— Умеют жить, ублюдки.

«Кортес? Кортес, милый, где ты? Помоги!! Пожалуйста, не оставляй меня одну с этими подонками!»

«Забудь о нем».

«Кто это сказал?»

— Красивая грудь.

Руки, чужие руки скользят по телу. Что они делают? Кажется, натирают каким-то маслом. Открыть глаза! Надо открыть глаза! Посмотреть на врагов, запомнить. Надо открыть глаза!

«Они открыты!»

«Почему я ничего не вижу? Откуда этот золотой туман?»

«Это пройдет».

«КТО ЭТО СКАЗАЛ?!!»

— Кожа такая бархатистая, никогда не скажешь, что она наемник. Ухаживает за собой.

— О чем это вы здесь треплетесь?!

— Что, и поболтать нельзя?

— Забыли, кто тут у вас?

«Я! Здесь только я! А кто я такая?»

«Ты вспомнишь…»

— Сколько вы еще будете возиться?

— Вы же сами сказали: воспроизвести рисунок как можно точнее.

Покалывание на правой части головы. На коже. Кто-то наносит татуировку? На голову? Зачем? Там же волосы и ничего не будет видно. Что за безумие, делать татуировку на голове? Это же некрасиво! Я не хочу…

Яна слабо пошевелила пальцами — единственная доступная форма протеста — и почувствовала на них что-то мягкое, рассыпающееся… Несколько пышных черных локонов, которые по недосмотру цирюльника остались на руках девушки, упали на пол.

— Она приходит в себя?

Чей-то палец одернул веко.

— Нет.

«Они остригли мои волосы…»

«Так надо».

«Кто ты? Кто разговаривает со мной?»

«Спи… спи…»

Жар в лицо. Горячий воздух ласкает кожу, дымок щекочет ноздри.

«Где-то рядом костер? Как тогда, с Кортесом, на острове. Он ловил рыбу на гарпун, а потом развел костер прямо на пляже и запек добычу в песке. Невероятно вкусно! Остров пустынный, необитаемый, можно делать что хочешь. В ту ночь мы так и не добрались до бунгало, проведя ее под чудным тропическим небом. И вместе встретили рассвет. И Кортес сказал, что солнце всходит только ради меня…»

«Кто такой Кортес?»

«Кортес?»

Кто-то громко застонал, и Яна открыла глаза.

— Как ты себя чувствуешь?

Высокая бритая наголо девица с золотыми, лишенными зрачков и белков глазами, участливо смотрела на Яну. Точнее, девушка поняла, что участливо: по интонации, по выражению лица, золотые глаза незнакомки были холодны и бесстрастны.

— Как ты себя чувствуешь?

— Плохо.

Язык едва слушался, и ответ получился невнятным. Но бритая поняла.

— Голова болит?

Виски горели так, словно незнакомка приложила к ним угли из своего костра.

— Да.

— Слишком много чистого «стима» сразу, — объяснила бритая. — Организм не справляется. Но ничего, сейчас я тебе сделаю классное зелье. То, что лучше всего подходит гиперборейской ведьме.

— Кому?

— А как ты думаешь, кто ты? — В дальнем углу комнаты корчился привязанный к железному столбу человек — под его ногами горел костер. Но незнакомка совсем не обращала внимания на такую мелочь. — Хочешь посмотреть на себя?

— Да. — Яна постепенно приходила в сознание, и теперь ее голос прозвучал гораздо увереннее.

Девица протянула пленнице зеркало:

— Смотри.

Яна жадно взглянула на свое отражение и закусила губу.

«Нет!!»

Глаза, лишенные зрачков и белков. Глаза, холодные и бесстрастные. Глаза, наполненные тяжелым, мрачным золотом. Глаза незнакомки.

«Мои глаза!»

Пышные волосы исчезли, их словно соскоблили с головы, кожа была абсолютно гладкой и мягкой на ощупь. Никаких следов волос! А правую сторону черепа украшал витиеватый черный знак, такой же, как на голове незнакомки. Яна коснулась его пальцами.

— Это подпись Азаг-Тота, — объяснила девица. — Да коснется нас его ненависть.

«Чьи это слова? Неужели мои губы?..»

Бритая улыбнулась:

— Меня зовут Вероника. Добро пожаловать в Гиперборею, сестренка.

— Меня зовут Яна, — рассеянно ответила пленница, продолжая изучать свое отражение.

— Назови имя, — попросила Вероника. — Ты должна помнить имя.

— Имя?

Странно, но теперь, когда первое удивление прошло, Яна неожиданно поняла, что ее нынешний образ не так уж и плох. Даже более того: он оригинален, подчеркнуто изыскан и, что самое главное, он правилен! Девушка вдруг подумала, как дико и нелепо смотрелись на ее голове волосы. Как глупы и обыденны были синие глаза. В них не было силы. Не было красоты вечности. Разве такие глаза способны отразить всю глубину ненависти Кадаф?