Бен Бова - Смертельная мечта Страница 36

Стальные глаза Мартинеса холодно блеснули, казалось, что он вот-вот взорвется, но он сделал вид, что не заметил выпада. Мартинес молча рассматривал ухмыляющегося Джэйса. Со стороны картина была очень забавной: тощий как жердь, расхлябанный, неопрятный Джэйс и словно высеченная из камня, ладно скроенная фигура капитана в идеально отглаженной небесно-голубой форме. Одна из присутствующих, перезрелая студентка с огромным бюстом и сильным грудным голосом, презрительно крикнула: «Заткнулся бы ты лучше, слышишь, умник хренов? – И добавила, обращаясь к Мартинесу: – Не обращайте на него внимания, капитан, это наш сверхчеловек», – и покрутила у виска пальцем.

Улыбка Джэйса стала еще шире.

– Так вы не ответили на мой вопрос, – ехидно произнес он. – Правда ли, что убивать беззащитных детей и женщин – приятное занятие?

– Мы бомбили исключительно военные объекты, – ответил Мартинес.

– А кто же тогда бомбил тех мирных жителей, которых нам показывали в «Новостях»?

Перезрелая студентка вскочила и, заслоняя своим телом Мартинеса, подошла к Джэйсу.

– Ты что это тут разошелся? – угрожающе спросила она. – Решил податься в политику?

– Да нет, – ответил Джэйс. – Просто решил поинтересоваться, как чувствует себя человек, убивающий других. Я никогда прежде ни видел и не разговаривал с убийцами, вот и хотелось бы выяснить.

Было видно, что Мартинес кипит от негодования, но голос его звучал ровно:

– Я повторяю, что мы бомбили только военные цели. Да, я знаю, что не всегда наши удары были точными. Сожалею, что имели место непредвиденные потери.

– Например, когда бомба попадала в бомбоубежище, – сказал Джэйс. – Но меня интересует другое, сколько людей убили лично вы? Сто, двести? Сколько?

– Мы не предполагали, что иракцы притащат на свои позиции мирных жителей.

– Ну конечно, – Джэйс фыркнул. – У вас же на вооружении нет думающих бомб, которые не взрываются, если вокруг находятся мирные жители.

– Так сделай такую, – предложил Мартинес.

– Кто? Я? – поразился Джэйс.

– Да, да, ты, – ответил Мартинес. – Ты ведь полагаешь, что в армии служат одни маньяки-убийцы, которые наслаждаются видом окровавленных тел, так?

– Почти.

– Тогда запомни раз и навсегда, полудурок, что для военного летчика самое прекрасное – это полет. Он может вылететь на задание и бомбить цель, убивать, но не это для него главное. Я был на войне, бомбил и стрелял, но могу обойтись и без этого.

Джэйс недоверчиво покачал головой.

– А если ты такой жалостливый и не хочешь, чтобы мирные жители погибали, – продолжал говорить Мартинес, – тогда приходи к нам и помоги создать новое, как ты говоришь, думающее оружие.

– Нет уж, спасибо.

– Естественно, – презрительно скривил губы Мартинес. – Разве такие, как ты, станут над этим ломать голову? Да никогда. Они лучше посидят где-нибудь, поплюют в нас. Это и легче, и спокойнее, тем более когда еще и мозгов маловато. Да, парень, для тех проблем, над которыми бьемся мы, нужны мозги, а не навоз.

Джэйс изучающе посмотрел на капитана, отсалютовал одним пальцем и вышел. Бой выиграл Мартинес, и не по очкам, а нокдауном.

Два месяца спустя дверь в кабинете Мартинеса на базе военно-воздушных сил «Райт-Паттерсон» открылась, и на пороге возникла долговязая фигура Джэйса.

– Какого черта тебе здесь надо? – требовательным голосом спросил новоиспеченный майор Мартинес.

– Как же это ты забрался в такую задницу? – невозмутимо ответил Джэйс. – Черта с два тебя сразу отыщешь.

Пройдя в кабинет, он остановился у стола, длинный, потрепанный, в полинялой футболке с яркой самодельной надписью: «Расщепляй атомы, а не поленья», похожий на побитое непогодой пугало.

– Я здесь недавно, – ответил Мартинес. – Только неделю назад назначили сюда. А ты зачем сюда приперся?

– Да хочу посмотреть, над чем вы тут бьетесь. Ты говорил, что у меня мозгов не хватит для ваших проблем. Вот и давай проверим. Я согласен поработать у вас немножко.

– Угу, – промычал Мартинес, рассматривая Джэйса и покачивая головой. Только позже он узнал, что Лоури плюнул на степень и все-таки бросил институт, но не догадывался, что причиной этого был он сам. Джэйс не только не забывал оскорблений, но и не прощал их.

– Я тут недавно кое-что прочитал о вас, – продолжал Джэйс. – Над новым типом вооружений я, разумеется, работать не буду, в этом я вам не помощник, а вот программа имитации полета меня действительно интересует. И у меня есть насчет нее кое-какие идейки.

Мартинес потер щеку и потянулся к телефону.

– Хорошо, – ответил он. – Сейчас я попрошу поговорить с тобой Билла Эпплтона. – А про себя подумал: «Уж если кто и сможет сбить с этого хлюста спесь, так это только он».

Уже через час Джэйс был зачислен в штат и вовсю трудился в лаборатории Эпплтона. В конце недели Джэйс отослал своим родителям в Калифорнию открытку с видом Дэйтона. Обратного адреса на открытке не было.

Правда, однажды он позвонил домой – соскучился по голосу матери. Он сказал, что у него все нормально, и ждал, что она порадуется вместе с ним, но вместо этого услышал, что его отец в больнице, умирает от рака. В конце разговора мать попросила Джэйса приехать.

– Чем я могу облегчить его состояние? В больнице ведь есть врачи, – дрожащим голосом произнес Джэйс, повторив фразу своего отца, сказанную более двадцати лет назад.

Переехав во Флориду, он не послал и открытки, просто сообщил по почте свой новый адрес. За четырнадцать месяцев его жизни в Орландо на адрес Джэйса не пришло ни одного письма.

С освещенного желтыми огнями авеню Джэйс свернул в полутемный переулок. Его жалкое жилище, так называемое «бунгало», стояло в конце улицы, словно пряталось от мира за рядами красивых домов. В окнах, мимо которых проезжал Джэйс, призрачным светом мигали экраны телевизоров. Шуршала под колесами галька. Подъезд к его логову был не освещен, но Джэйс знал здесь каждый камешек, каждую выбоинку. Из сада возле одного из домов потянуло дымом, кто-то жег опавшие листья и срезанные ветки деревьев.

Джэйс прислонил велосипед к стене рядом с дверью, вытащил из кармана пульт и набрал замысловатый код. Раздался слабый писк, после которого сначала отключилась сигнализация, а затем над дверью замигала зеленая лампочка. Через несколько секунд послышалось жужжание, отошел язычок замка, раздался легкий вздох, и дверь открылась. Не хватало только белого костюма и маски, и тогда создалось бы полное впечатление, что перед вами – дверь в лабораторию, в которой действуют жесткие правила вакуумной гигиены.

Развешанные на потолке неоновые светильники зажглись автоматически, как только Джэйс вошел в дом и закрыл за собой дверь. Окна были закрашены и наглухо завешены плотными шторами. Джэйс сломал все перегородки, превратив свое «бунгало» в одну большую комнату, куда никогда не проникал солнечный свет. Из всей мебели имелись только стол, некое подобие кровати и продавленное черное кресло, очень похожее на то, в котором на «Шаттле» сидят астронавты. На грубых, сколоченных из досок ящиках стояли телевизоры, телевизионные трубки без корпусов, перевернутые корпуса, компьютеры и мониторы. Повсюду – на полу, самодельном топчане и длинном, по дизайну похожем на столярный верстак столе – грудами лежали клавиатуры, «мышки», пульты управления и разноцветные, в основном зеленые, платы. Там, где не было больших деталей, словно крупная технологическая пыль, валялись микросхемы. Во всем доме не имелось ни одной книги, ни единой газеты или журнала. Джэйс в них не нуждался.