Александр Борянский - Время покупать черные перстни Страница 37

Сердюк выслушал Охотникова до конца, потом внимательно посмотрел на него и спросил:

— А что ж ты тогда в круг не пошел, когда он звал?

И, не дождавшись ответа от опешившего Вячеслава, добил:

— Вот разница между вами — ты знаешь, а он умеет. Охотников пару раз открыл и закрыл рот, но не издал ни звука.

А Сердюк уже допытывался у Богдана, чем объяснить его пироманию — наследственностью или влиянием среды. Видимо, прилично Варакса выдохся после своего выступления, поскольку, не уловив интонацию вопроса, начал на полном серьезе рассказывать, что среди его предков по материнской линии были иранские огнепоклонники, да и славянские его предки в свое время поклонялись богу огня Кравьяду…

— Огонь, он живой, — говорил Варакса, — его понимать надо. Из четырех стихий — это самая главная, весь мир из огня возник. Гераклит не так уж неправ.

Все, предвкушая развлечение, придвинулись поближе; замечены были взаимные переглядывания, подталкивания и перемигивания. Богдан завелся.

— Вы что думаете, — кричал он, — плазма в нашем реакторе — это просто так, огонь от керосинки?! Да она же живая. Каждый раз, когда реактор запускают, — как будто новое существо рождается. Вспомните, первые несколько суток как трудно ее удержать, как она бьется и мечется. С каждым новым запуском реактора и плазма новая, другая, требующая своего подхода. Скажете, нет?

С этим многие согласились. Смешки стали пореже и спор пошел уже всерьез. Кто-то возразил:

— То, что плазма разная, ничего не доказывает, просто внешние условия никогда в точности не повторяются. Поэтому и трудно поначалу. А после мы к ней приноравливаемся, и все идет гладко.

— Не забывай, что через шлемы Дойлида психополя каждого из нас связаны с электромагнитными полями плазмы почти напрямую. Как мы изучаем плазму, так и она изучает нас. Информация протекает в обе стороны…

— Ну, ты залепил! Может, еще скажешь, что она разумная?!

И пошло, поехало…

В дальнейшей перепалке выяснилось, что Варакса верит в существование плазменных форм жизни, в том числе разумной, на поверхности и (или) в недрах звезд, в том числе Солнца. Посыпались возражения, на которые Варакса отвечал более эмоционально, чем аргументированно. В основном все его доводы сводились к тому, что он, пользуясь терминологией исторической бюраканской конференции по проблеме СЕТ I, обвинял своих оппонентов в планетном, белковом и водяном шовинизме.

Кто-то вспомнил гипотезу Б. Соломина о том, что в происхождении жизни на Земле решающую роль сыграло излучение Солнца. Варакса, натурально, оказался горячим ее сторонником.

— Если допустить существование разума на звездах, то почему не допустить, что этот разум может подтолкнуть развитие жизни на планетах этих звезд? Излучение звезды может нести сложную закодированную информацию, оказывающую управляющее воздействие на биосистемы.

— Да нет же в солнечном излучении никакой сложной информации!

— Сейчас нет. Но сейчас жизнь и не возникает, а только эволюционирует. Это был разовый сброс негэнтропийного потенциала. Он-то и привел к возникновению жизни.

— Гладко у тебя получается! Когда-то излучение несло информацию, но доказать это невозможно. А сейчас все шито-крыто. Зыбкий фундамент для гипотез.

— Доказательством является наше существование. А код, переданный Солнцем миллиарды лет назад, все еще хранится в наших генах и когда-нибудь сработает.

— Это ты к чему клонишь?

— Рано или поздно все возможности эволюции белка будут исчерпаны и мы сменим свои коллоидные тела на плазменные.

— И будем странствовать по пространству-времени в виде сгустков электромагнитного излучения? Новый вариант бессмертной души?

— Во — первых, почему бессмертной? Откуда это следует? А, во-вторых, души отнюдь не бесплотной. О том, что плазма — четвертое состояние вещества, в средней школе учат.

Тут наконец вмешался всегдашний супротивник Вараксы по спорам Слава Охотников.

— Так, может, — сказал он вкрадчиво, — и Большой Взрыв был таким же сбросом излишков негэнтропии?

— Почему нет? — осторожно ответил Варакса.

Тогда Охотников возвел очи горе, поджал губы и ханжеским тоном лютеранского пастора рек: «И сказал бог: да будет свет. И стал свет».

Опустил глаза и желчно добавил:

— Похоже, не так ли? И так же бездоказательно. Поздравляю, Богдаша, к фидеизму скатился!

Богдан взвился.

— Других аргументов нет?! Только и можешь, что в фидеизме обвинить?! А я-то думал, что времена научных дискуссий, когда наклеивание ярлыков было самым веским доводом, давно миновали.

Охотников не сдавался:

— А все-таки, все-таки, ведь похоже…

— Ну и что?! Слушай, если ты, скажем, пишешь работу по проблемам турбулентного движения плазмы, то, наверно, не станешь доказывать свою правоту цитатами из священного писания? Не так ли? Но, следовательно, и опровергать научные гипотезы выдержками из библии тоже нелепо. Следует действовать в рамках избранной парадигмы и не путать ее с другой…

Они продолжали спорить и дальше и под конец вовсе перешли на личности, но мне это уже надоело, я отошел от костра подальше и стоял, оглядываясь по сторонам, глядя то на звезды, то на темный силуэт «Цандера» и на гребень с пальмами за ним; то на флюоресцирующие во мраке просторы океана, то на фигуры спорщиков у костра, стараясь запомнить все до мельчайших подробностей, чтобы сохранить память об этом дне и вечере.

Да, день был хорош, но кончился он скверно. Назавтра половина экипажа ощутила легкое недомогание, а к вечеру выяснилось, что люди подцепили какую-то тропическую лихорадку, и на этом безмятежный этап нашего путешествия закончился.

III

— Ничего особенного, Евгений Дмитриевич, на атолле они не делили. Поспорили, как обычно, из-за теорий Вараксы, и все. Может, Богдан слегка и погорячился, ему не следовало обзывать Славку штопанным контрацептивом, но он просто, как мне кажется, сильно выложился во время этого своего нестинарского представления.

— Нестинарского?

— Ну, в Болгарии людей, которые босиком по углям ходят, называют нестинарами.

Помолчали. Наконец капитан вздохнул и поднялся.

— Хорошо, Геннадий Альгертович, — сказал он, — сейчас я иду к капитану-штурману на утверждение графика вахт. Что касается предупреждения Вараксы… Думаю, решение будет компромиссным.

— То есть?

— Удвоим бдительность и при малейшей угрозе будем садиться.

Мы встали и раскланялись.