Джон Ринго - Дорога на Дамаск Страница 37

Саймон залился краской, обнял Кафари, нежно поцеловал ее и чуть не подпрыгнул на месте от внезапного шума. Родственники Кафари били в ладоши, что-то вопили и подбрасывали в воздух шапки. Кругом стояла пальба, но, к счастью, это были всего лишь фейерверки.

Кафари отстранилась на расстояние вытянутых рук, улыбнулась и подмигнула Саймону:

— Попался! Теперь ты от меня так просто не отделаешься!

— Это ты попалась!

Кафари снова поцеловала Саймона. Потом они повернулись и обнаружили, что родители девушки уже держат поперек прохода между рядами стульев украшенную ленточками и цветами швабру. Взявшись за руки, молодые побежали по проходу. Когда они добежали до самой швабры, родители невесты опустили ее почти до самой земли. Перепрыгнув швабру, Саймон с Кафари пошли по проходу дальше, а гости осыпали их полевыми цветами и пригоршнями пшеницы. В конце прохода молодые уже смеялись, как дети. К ним двинулась вереница гостей, обнимавших их с сердечными поздравлениями. Саймон потерял счет рукопожатиям и не сомневался в том, что и за неделю не запомнит имен и лиц всех своих новых родственников.

Под конец у Саймона онемела рука, но он по-прежнему улыбался. Вместе с Кафари они прошли за ее родителями во двор фермы, где уже был накрыт ломившийся от угощений стол. Из набитых льдом бочек торчали горлышки бутылок с самыми разнообразными напитками от местных вин и пива до газированного фруктового лимонада. Некоторые кушанья Саймон пробовал в первый раз в жизни, но ему все казалось невероятно вкусным. Площадка, на которой легко поместился бы и «Блудный Сын», была отгорожена яркими лентами. Летний ветерок доносил до сидящих за столом звуки приятной музыки. Кафари вывела Саймона в центр импровизированной танцплощадки, и они закружились в танце. Сначала они были одни, потом к ним присоединились другие пары, и скоро среди лент кружилось множество народа. Первый танец Саймон с Кафари исполнили вместе. Потом партнером Кафари стал ее отец, а Саймон пригласил мать невесты. А гости закружились в изощренных хороводах с такими хитроумными па, что Саймон совсем запутался и смеялся вместе со всеми над тем, что не знает движений, известных здесь даже трехлетним карапузам. Наконец новобрачные выбрались с танцплощадки, чтобы на скорую руку отведать угощений, вкуснее которых Саймон ничего не едал во всех известных ему частях Галактики. Они подкладывали друг другу лучшие кусочки, а родственники снимали их первую супружескую трапезу на фотоаппараты и видеокамеры.

Потом молодые супруги снова танцевали, резали традиционный свадебный торт, пили шампанское из бокала с двумя ножками и выполняли прочие ритуалы. Саймон предпочел бы провести следующую неделю, спокойно изучая гору свадебных подарков, под весом которых стонали шесть огромных столов, но в Каламетском каньоне, чтобы не обидеть гостей, жених с невестой должны были рассмотреть все дары в их присутствии.

Поэтому Саймон с Кафари уселись на стулья и стали разворачивать подарки, а Ива Камара записывала, кто что подарил, чтобы потом всех как следует поблагодарить. Саймон никогда не слышал о том, что по количеству ленточек, порванных при развертывании свадебных подарков, можно судить о том, сколько детей будет у молодых. Разумеется, никто ему об этом не сказал, и скоро рядом с его стулом высилась гора порванных ленточек.

«Не может быть!» — простонал он, когда какая-то из бесчисленных теток Кафари сообщила ему эту приятную новость, а гости залились радостным смехом.

Кафари смотрела на него и улыбалась. Рядом с ней не было ни одной порванной ленточки. Она подмигнула ему, словно желая сказать: «Я знала, что ты нарвешь достаточно ленточек и без меня!» — и продолжала разворачивать свертки. Когда подарки наконец закончились, уже близился вечер, и пора было за стол.

Холодные закуски исчезли. Их место заняли горшки и противни, от которых пахло так, что текли слюнки.

Внезапно молодых разлучили, и удивленный Саймон оказался у столов, за которыми собрались только мужчины. Женщины заняли места у других столов. Детей тоже усадили отдельно таким образом, чтобы подростки могли следить за малышами и в зародыше пресекать потасовки между ними.

Саймона усадили между Заком Камаром и Валтасаром Сотерисом. Валтасар произнес что-то вроде краткой молитвы на загадочном — вероятно, греческом — языке, и все приступили к трапезе.

Через некоторое время Валтасар перестал жевать и заговорил:

— Вы будете жить на базе «Ниневия»?

Саймон проглотил кусок мяса, кивнул и ответил:

— Там полно места. Кроме того, мою квартиру можно расширить.

— У тебя есть на это деньги?

Саймон пристально посмотрел в глаза видавшего виды старика, пытаясь понять, к чему тот на самом деле клонит.

— Найду. Во-первых, мне платит штаб Кибернетической бригады, а не правительство Джефферсона. Конечно, по условиям договора оно должно обеспечить меня подходящим жильем, но если у него сейчас нет денег на улучшение моих жилищных условий, я вполне могу построить пару детских комнат за свой счет.

Валтасар с Заком Камаром многозначительно переглянулись, и Саймон понял, что попал в самую точку.

— Да, денег у нашего правительства сейчас и правда в обрез, — наконец сказал Зак. — Если оно не наскребет средств хотя бы на то, чтобы запустить метеорологические спутники до начала жатвы, мы потеряем из-за непогоды большую часть урожая. Приближается время летних гроз. Ума не приложу, что нам делать, если некому будет предупреждать нас о них вовремя.

Саймон некоторое время колебался, прикидывая, имеет ли он право разглашать информацию, но потом решил, что новые родственники должны знать хотя бы часть правды.

— Если мы не запустим в первую очередь новые разведывательные буи и оборонительные ракетные платформы, уничтоженные яваками, в следующий раз эти твари свалятся нам как снег на голову, и тогда — неизвестно, справимся ли мы с ними. А о мельконах, которые тоже могут пожаловать к нам с того края бездны, я не хочу даже и думать!

Зак с Валтасаром снова переглянулись с таким видом, словно с самого начала ждали подтверждения своих наихудших опасений. Потом они искоса посмотрели на женщин и детей, сидевших за соседними столами. Саймон тоже посмотрел на Кафари, весело щебетавшую с матерью, тетками и двоюродными сестрами, и у него защемило сердце. Подобный страх посещал его и раньше, но впервые был среди людей, разделявших его чувства. Саймону еще не приходилось бояться вместе с другими за одних и тех же людей. Это было мучительно и одновременно радостно. Он больше не чувствовал себя одиноким, хотя теперь у него появились новые заботы и новые тревоги.