Михаил Белов - Улыбка Мицара Страница 37

— В Верховный Совет Планеты, — продолжал диктор, — Совет Солнца обратился с ходатайством о прекращении полетов за пределы Солнечной системы. Совет Солнца считает, что все материальные ресурсы Земли должны быть направлены на быстрейшее освоение планет Солнечной системы, чтобы со временем начать диффузию к ближайшим звездам. Совет Солнца обращает внимание землян на то, что в сверхдальних полетах гибнут лучшие представители человечества. Это очень дорогая плата, земляне!

Учитывая важность проблемы. Верховный Совет Планеты указывает: первое — назначить всепланетный плебисцит «Солнце или Вселенная?» на последнее воскресенье две тысячи… года; второе — объявить всенародную дискуссию «Солнце или Вселенная?» со дня опубликования настоящего указа; третье — утвердить положение о всепланетном плебисците…

Лунь выключил аппарат и глубоко задумался. Всепланетный плебисцит при его жизни не проводился. Последнее всенародное голосование состоялось сто сорок лет назад по вопросам народонаселения. Земля на плебисците проголосовала за неограниченный рост населения. А что будет, если в январе Планета скажет: Солнце — да, Вселенная — нет? Тогда он, Лунь, займется Юпитером или станет космическим извозчиком на трассе Земля-Марс. Но от этой шутки ему не стало весело.

Ирма сидела перед объемным телеэкраном. Передавали репортаж из Дворца искусств. Она слушала рассеянно, ибо не увлекалась искусством. Она понимала его умом и, быть может, даже лучше, чем другие ценители. Но оно не волновало ее, и включила она экран просто для того, чтобы скоротать время в ожидании отца, который вот-вот должен вернуться домой. Конечно, в сопровождении Эллиота. Что у него общего с астрофизиком, она не могла понять. Тем не менее Эллиот вызывал у нее любопытство.

— Теперь перейдем к третьей скульптурной выставке, — продолжал комментатор.

То ли немного торжественный голос, то ли что-то другое заставило Ирму взглянуть на экран.

— Речь пойдет о выставке, носящей на себе следы совсем иного таланта — таланта мужественного, полного мысли и силы, направленного прежде всего к выражению сюжетов мощных, значительных, в формах глубочайшей, неподражаемой реальности. Я говорю про скульптуру звездолетчика Игната Луня.

Почему Лунь никогда не говорил ей, что он скульптор? Скромность? Или другое? Ей казалось, что она знает и понимает его, что душа его — прочитанная книга. Оказывается, нет. Какой-то уголок его сердца оставался для нее навсегда закрытым. Почему? Быть может, на это ответят его скульптуры?

— Главная сторона таланта Игната Луня — это способность воплотить свою мечту в образы с поразительной верностью правде.

Ирма не заметила, как вошли отец и Эллиот. Они переглянулись и молча остановились за спинкой широкого кресла, в котором сидела Ирма.

— Хочу обратить ваше внимание вот на эту работу скульптора, — комментатор повернулся и показал указкой на горельеф во всю стену выставочного зала. — Кяк видите, это большое и необыкновенно самобытное произведение «Встреча», выполненное из цветного глиномита, заведенного на Землю с Марса Автор поставил перед собою вадачу совершенно оригинальную. Он исходил из той идеи, что скульптура может пользоваться новыми, никем не опробованными эффектами освещения и что, для этого можно комбинировать освещение земное с освещением неземным. Сами судите, удалось ему это или нет…

Горельеф представлял салон космического корабля. Сквозь круглые иллюминаторы виднелась панорама чужой планеты: пустыня, освещенная голубым светом. Вдали — силуэты причудливых сооружений. В салоне — двенадцать авездолетчиков разных национальностей, возрастов и характеров. Они только что вскочили со своих мест, к чему-то прислушиваясь, и только один остался сидеть в кресле. Он — в белом парадном космическом костюме. Голова наклонена чуть вперед. Из-под высокого лба глядят серые проницательные глаза. Лицо спокойное, немного усталое. На его коленях — голубой прозрачный диск — послание инопланетного мира. Диск жил. Внутри его вспыхивали и гасли огненные точки. Видимо, долго блуждали земляне по звездным дорогам, пока не встретились с разумными существами. Самый молодой член экипажа жадно смотрит в иллюминатор. По широкому трапу поднимаются инопланетные существа: идет высокий старик с лицом, на котором запечатлены поэзия тишины и гармония Пустыни. Позади сопровождающие — молодые, узколицые, похожие друг на друга, словно братья.

— Не кажется ли вам, — спрашивал комментатор, — что вы присутствуете при торжественном акте встречи представителей двух цивилизаций? И как заманчива и значительна эта встреча!

— Именно заманчива, — сказал Соболев, усаживаясь рядом с Ирмой. — Сегодня мы вылетаем на Олимпийскую планету.

— Знаю, папа.

— Чарлз, выключите, пожалуйста, экран, — сказал Соболев.

— Я хочу досмотреть, — сдвинула брови Ирма.

— Ну, давайте досмотрим, — согласился Соболев. — Да, кстати, не приходил твой знакомый звездолетчик?

«И не придет. У него своя мечта. И он до конца дней будет гнаться за ней», — хотела сказать Ирма, а сказала совсем другое:

— Нет, не приходил, папа.

Она любила отца и не хотела огорчать его.

— Странно. Должен прийти. Только чудаки могут отказаться от такого предложения.

— Вы об авторе этой скульптуры? — спросил Эллиот.

— Не понимаю вас?

— Звездолетчик, которому вы решили вручить судьбу Юпитера, и есть автор горельефа, — кивнул головой на экран Эллиот. — Я немного знаю его. Поклонник Тарханова.

— Вот как! Такие люди должны работать у нас, в Совете Солнца. После регаты я вызову его к себе. Что он поклонник Тарханова, это хорошо. Мы все в какой-то мере ученики Тарханова. Освоение Марса…

— Тут заслуги не столько Тарханова, сколько ваши, академик.

Соболев нахмурился и посмотрел на Эллиота.

— О чем вы?

— О культе Тарханова, — услышала снова Ирма слова Эллиота. — Все, что делается на Земле, обязательно связывают с именем Тарханова. Он маячит повсюду, цитировать его стало модой. Он обладает ужасающим преимуществом. Он отсутствует. Он стоит перед вами, передо мной, перед ней грандиозным монументом мысли. Он не ошибается, потому что ничего не говорит. Но так ли уж безупречны его идеи? Кто, как не Тарханов, разработал математическую теорию множественности разумных миров, которую изучают во всех лицеях Планеты? Сейчас, когда на всепланетное обсуждение вынесено «Солнце или Вселенная?», мой долг землянина доказать ошибочность теории Тарханова.

Соболев усмехнулся, но промолчал.

На экране комментатор останавливался у других работ осенней художественной выставки, потом вновь вернул зрителей в зал со скульптурой Луня. Перед горельефом стояла густая толпа.