Роберт Сойер - Факторизация человечности Страница 37

И всё же, возможно, что они и правда хотели передать нам лишь это: способ сделать материал устойчивым к большим нагрузкам. В конце концов, быстрые полёты между Землёй и Альфой Центавра потребуют существенных ускорений.

Но всё это не имело смысла. Если у центаврян есть корабли, способные двигаться хотя бы с половиной скорости света, то они смогли бы прислать работающую модель быстрее, чем передать её чертежи. Конечно, передача информации по радио всегда гораздо дешевле, чем посылка физических объектов, но вопрос был в том, была приобретённая жёсткость главной целью конструкта, или лишь побочным эффектом того, для чего он был предназначен на самом деле.

Хизер села и уставилась на него, пытаясь постигнуть его подлинное предназначение. Она не любила научную фантастику так, как любил её Кайл, но им обоим нравился фильм «Космическая одиссея 2001», и сейчас ей вспомнилась последняя сказанная в этом фильме фраза. «Его происхождение и предназначение, — говорил Хейвуд Флойд о монолите, — по-прежнему остаётся тайной» — хотя Хизер всегда подозревала, что он имеет отношение к зданию Объединённых Наций.

Она продолжила думать о недостающих данных — о том, какого размера конструкт она должна была построить. Может быть, он не предполагался таким большим. Обещанная революция в нанотехнологиях так и не произошла, частично потому что из-за квантовой неопределённости сверхминиатюрными машинами невозможно было управлять. Возможно, генерируемое плашками поле решало эту проблему; возможно, центавряне хотели, чтобы она сделала конструкт в миллиард раз меньше, чем сейчас. Она вздохнула. Тогда они должны бы были сказать, какого размера должна быть эта дурацкая штуковина.

Если только, снова подумала она, они не собирались оставить это на усмотрение изготовителя. Она снова и снова возвращалась к идее масштаба: человек естественным образом построил бы его одного размера, разумная улитка — гораздо меньшего, мыслящий зауропод — много большего.

Но зачем делать его размером с человека? Почему центавряне позволяли изготовителю, кем бы он ни оказался, построить конструкт такого размера, какого ему захочется?

Разве что, как предположил Пол, они хотели, чтобы изготовитель в него залез.

Глупая мысль, порождённая скорее её воспоминанием о «Конкорде» из мусорных контейнеров, чем объектом у неё перед глазами. Или может быть, чёртово фрейдианство опять пролезло к ней в голову: «Конешно, майне фрау, што-то фсегда долшно фходить фнутрь туннеля».

Полный бред. Как можно залезть внутрь? И, собственно, где в него влезать? В конце концов, здесь целых восемь кубов.

Вот в этот куб, сразу подумала она, мысленно указывая на третий куб центральной колонны, тот, к которому по бокам примыкали четыре боковых куба. Это был единственный особенный куб, единственный, все грани которого скрыты от глаз.

Вот этот.

Она может отстегнуть один из боковых кубов — убрать обе панели, закрывающие внутреннее пространство — и забраться внутрь. Конечно, если лампы вдруг перестанут светить, то вся конструкция тут же развалится, и она шлёпнется пятой точкой на пол.

Бредовая идея.

Кроме того, что она ожидает? Что эта штуковина взовьётся в воздух, как тот «Конкорд» в её воображении? Что её унесёт через световые годы на Альфу Центавра? Сумасшествие.

Кроме того, она, скорее всего, не сможет убрать боковой куб, пока активировано поле структурной целостности. А если его отключить, то всё сооружение развалится, как только она наляжет на него всем своим весом.

Она подошла к конструкту и схватилась за куб, торчащий с правой стороны. Будь она проклята — куб легко отошёл от остальной конструкции, как только она за него потянула; зажимы, удерживавшие их вместе, попадали на пол. Причём обе панели, составлявшие внутренние грани кубов, отделились вместе, будто уже чем-то скрепленные, открыв пустое пространство внутри центрального куба.

Хизер вернула куб, который только что убрала, на его место, и он тут же прирос к нему. Она снова потянула за него и обнаружила, что куб отделяется только тогда, когда она тянет его строго назад, не пытаясь сдвинуть в сторону. Она повторила процесс ещё пару раз, а потом попробовала сделать то же самое с другими кубами. Они вставали на место легко, независимо от угла, под которым она на них налегала, но чтобы отделить их, требовалась известная ловкость; в первый раз ей просто повезло.

Она снова убрала боковой куб и заглянула в полость внутри. Наверное, следовало сделать её побольше — втиснуться туда было бы трудновато. Хотя, разумеется, она вовсе не собирается туда лезть.

Хизер посмотрела на свой стол, двинулась к нему, остановилась, затем двинулась снова. Дойдя до стола, она отыскала клочок бумаги и ручку и принялась писать, чувствуя себя чрезвычайно глупо: «Я внутри третьего осевого куба. Выключите свет и закройте конструкт от солнечных лучей; тогда он распадётся, и я освобожусь».

Она оторвала кусок клейкой ленты от рулона и приклеила записку к стене.

А потом снова подошла к кубу. Ничего не случится, если она залезет внутрь, но не будет ставить на место куб, который убрала, чтобы открыть внутреннюю полость. Она скинула туфли, села на край полости, поджала ноги и впихнула себя внутрь в своего рода сидячей эмбриональной позе.

Ничего. Разумеется.

Кроме…

Вот это было странно.

Кроме того, что воздух проходил сквозь стены. Она поднесла ладонь к одной из поверхностей и ощутила лёгкое дуновение. Пьезоэлектрическая краска не только поддерживала структурную целостность; она также производила воздух либо пропускала его извне.

Невероятно.

Наверняка она просто пропускала воздух извне — это единственное здравое объяснение. Инопланетяне никак не могли знать, какая атмосфера необходима людям.

Хизер откинулась назад, насколько позволяла тесная коробка. Это и правда было единственное здравое объяснение — но в то же время и самое скучное. Она засмеялась над своими мыслями. Неужели она и впрямь надеялась, что, возможно инопланетяне заставили её построить звездолёт — звездолёт, который унесёт её прочь от Земли, от всех её забот, на далёкую Альфу Центавра?

Однако если воздух качается извне, то это никак не может быть звездолёт. Поворочавшись внутри куба, она повернулась так, чтобы уткнуться носом в стенку из зелёного субстрата. Она чувствовала слабое дуновение, однако воздух этот совершенно ничем не пах.

Но если не звездолёт, тогда что? И зачем тогда поле структурной целостности?

Она знала, что должна сделать. Она должна поставить отстёгнутый куб на место, оставаясь внутри полости. Но, конечно же, прежде надо кому-нибудь рассказать. Даже с её запиской «Я внутри третьего куба» могут пройти часы, а то и дни, пока кто-нибудь войдёт в её офис. Что если она застрянет внутри?