Яков Левант - Космический ключ Страница 37

Наконец козленок встал. Тоненькие ножки мелко-мелко дрожали, впалые бока тяжело ходили. Собрав последние силы, он сделал два-три коротеньких шажка и с жалобным стоном рухнул на песок.

Хищник приближался ленивой трусцой. На минуту большие и влажные, полные смертной тоски глаза встретились с немигающим взглядом хищника, затем массивные челюсти с хрустом сомкнулись на тонкой шейке. И тут неведомый гром упал с небес!

...Зверь задыхался от усталости и страха. Вывалив язык, роняя пену, метался он из стороны в сторону. Инстинкт уже подсказал ему, что только так можно отсрочить гибель. Гром то надвигался почти вплотную, то уходил, и тогда, скосив глаза, он различал огромную тень, проносившуюся рядом. Но вот тень налетела на него и замерла, грохот повис над головой, и чье-то могучее дыхание прижало его к земле. Задние ноги зверя, короткие и слабые, бессильно подогнулись, он присел, ощерился и впервые закинул голову на толстой, неподвижной шее. Солнце больно стегнуло по глазам, привыкшим к мраку. Прошитый струёй горячего металла, зверь раскрытой пастью уткнулся в песок.

– Ну вот и все, – весело сказал черноволосый загорелый парень, глядя вниз сквозь застекленный пол кабины. – Ложимся на прежний курс.

– Ты поспешил, Черкез, – упрекнула девушка в черной с белым узбекской тюбетейке. – Ты вообще стал невозможным торопыгой.

– Пески должны быть чисты, – Черкез нажал педаль, и вертолет послушно пошел на север. – Должны быть совершенно чисты. Так сказал Аспер.

– Ты ничего не понимаешь, – девушка сердито тряхнула длинными черными, туго заплетенными косами. – Гиена – редкость в песках. Она держится обычно в предгорьях Копет-Дагов. Это редкий в науке факт.

– А для меня это просто мерзкий зверь. Убийца с клыками тигра и душой шакала.

– Все равно не следовало спешить. Надо было подняться выше и сверху проследить. Это очень, очень интересно – гиена в песках. Куда она пробиралась? Надо было проследить и записать. А ты все испортил.

– Пески должны быть чисты, Гульнар, – упрямо повторил Черкез. – Это Аспер попросил вмонтировать сюда пистолет-пулемет крупного калибра. Каракумы мы отдадим овцам. Ну, а гиен, волков, шакалов и прочую нечисть, милую сердцу иных ученых, поселим на каком-нибудь островке в Аральском море. Пусть там и изучают.

– Аспер, великий Аспер! – насмешливо продекламировала Гульнар. – Это имя звучит сегодня чаще, чем имя Аллаха в призыве муэдзина.

– Я действительно горжусь братом, – обиженно возразил Черкез, – и вовсе не собираюсь этого скрывать.

Гульнар промолчала. Она достала из планшетки карту и, вооружившись цветным карандашом, с сосредоточенным видом принялась расставлять на ней значки.

Третий пассажир вертолета – огромный кудлатый пес, лежа на прозрачном полу, внимательно следил за проносившимися внизу песками.

– Гляди, Шейтан, гляди, – кивнул ему пилот. – Тебе там хозяйничать. И если повстречаешь какую нечисть, смотри, не давай пощады.

Пес вежливо мотнул обрубком хвоста и, навострив короткие уши, слегка оскалил могучие клыки. Казалось, он понял человека.

– Неужели вы действительно думаете обойтись овчарками? – покачала головой Гульнар.

– А как же! Аспер сказал... – начал было Черкез и спохватился: – Извини. Совсем забыл, что это имя под запретом.

– Смотри, смотри! – вдруг встрепенулась Гульнар, глядя вниз. На дне неглубокой котловины виднелся труп верблюда.

Черкез повернул штурвал, и вертолет, сбавив ход, неподвижно повис над котловиной.

– Странно, – пробормотал он. – Ты видишь – даже седло не снято.

– Надо снизиться, – решительно заявила Гульнар.

На сей раз Черкез не возражал. Посадив вертолет в сотне шагов от павшего животного, молодые люди поспешили к нему. Вырвавшийся на волю Шейтан с радостным лаем носился по котловине.

– Верблюд зарезан, – Гульнар указала на неестественно запрокинутую голову животного. – Что бы это значило?

– Зарезан, – подтвердил Черкез. – И вскрыт желудок. А ну, ваше мнение, товарищ зоотехник?

Гульнар склонилась над животным.

– Все ясно. Из желудка извлечен рубец. Это внутреннее «водохранилище» верблюда, в нем всегда сохраняется какой-то остаток воды...

– Я так и думал, – воскликнул Черкез, – надо спешить, Гульнар, надо очень спешить.

Они бегом бросились к машине. Через минуту вертолет, набирая высоту, уже мчался на юго-запад. Не отрывая взгляда от ясно различимых на песке следов, Черкез разглядел еще один труп верблюда. Он положил было руку на штурвал, но тут же опустил ее. Следы уходили дальше...

Всю ночь Эрсарихан гнал верблюдов на север. Демир газык – полуночная звезда, вокруг которой созвездия кружат, как лошади на арканах, сверкала прямо в лицо. Слабый ветерок тянул навстречу, и старик вдыхал его полной грудью, – то был прекрасный ветер газавата!

Да, его час настал. Долгожданный, трижды благословенный час. Газават – священная война! – годы и годы терпеливо ждал он ее прихода. Ждал затаившись, напялив презренную шкуру жалкого пастуха Азизбека. И вот появился вестник. Три слова, три заветных словца, бережно хранимых где-то в тайниках души, подтвердили подлинность посланца. «И каждый получат по заслугам», – ответил Эрсарихан строкой Корана, служившей отзывом. Вестник был немногословен. Расстелив карту на кошме, он вполголоса перечислял пункты. Эрсарихан кивал, полузакрыв глаза, – все названия были ему хорошо знакомы. «Ачил-кудук, – произнес посланец. – Я был на нем – вода свежа и сладка, как шербет. Там вы сможете утолить жажду». «Ачил-кудук», – повторил Эрсарихан и рассмеялся тихо и радостно. «Приятные воспоминания? – посланец метнул на него быстрый взгляд. – Я слышал, вы сражались в тех местах». «Было, все было, – вздохнул Эрсарихан. – Прошу вас, продолжайте». Гость снова уткнулся в карту. «Встреча в Кала-и-хумбе. Там ждут джигиты, поднявшиеся за веру. Они все встанут под ваше стремя, почтеннейший сердар».

«Сердар», – шептал старик, привычно раскачиваясь в такт верблюжьему шагу. Горделивая улыбка кривила его коричневые высохшие губы. «Сердар»... Так титулуют только военачальника, командующего. Что ж, те, кто решали, не ошиблись в выборе. Он будет достойным мечом Ислама, грозным и беспощадным. Кровь, реки крови должны пролиться, чтобы навечно смыть самую память о долгах годах безверия, горечи и позора. Смерть неверным, смерть и пытки отступникам, колеблющимся тоже смерть!

Подгоняемые безжалостным седоком, бежали усталые, выбившиеся из сил верблюды. Бежали часы. И звездные табуны, кружащие вокруг Демир газык – железного своего прикола, завершали ночной пробег. Семь Небесных Конокрадов, вечно сохраняющих строй огромного ковша, подкрались к самому горизонту. Старик оглянулся. Утренняя звезда, при свете которой караваны поднимаются с ночлега, уже сияла на востоке.