Аркадий Стругацкий - Том 2. 1960-1962 Страница 37

― Образцы везите прямо на станцию! Алешка–а!..

На улице уже никого не было. Парень постоял немного, вы тер лоб и вернулся в здание. Поль вздохнул и пошел дальше.

На пороге костылинской лаборатории он остановился и прислушался. Доносившиеся звуки показались ему странными. Глухой удар. Тяжелый вздох. Что–то задвигалось. Скучный голос произнес: «Верно». Тишина. Снова глухой удар. Поль оглянулся на залитую солнцем площадь. Голос Костылина сказал: «Врешь. Становись». Глухой удар. Поль вошел в прихожую и увидел белую дверь с надписью «Хирургическая лаборатория». За дверью скучный голос сказал: «Собственно, почему мы все время берем с бедра? Можно брать со спины». Костылин пробасил: «Сибиряки пробовали, у них не получилось». Снова глухой удар.

Поль подошел к двери, и она бесшумно открылась. В лабора тории было много света, и вдоль стен сияли матовой белизной странные на вид установки, темнели вделанные в стену обширные стекла. Поль спросил:

― Септическому можно?

Никто не ответил. В лаборатории было человек десять. Виду них был угрюмоватый и задумчивый. Трое сидели рядышком на большой низкой скамье и молчали. Они смотрели на Поля без всякого выражения. Двое сидели спиной к двери, у дальней стены, сблизив головы, и что–то читали. В углу полукругом собрались остальные. В центре полукруга лицом к стене возвышался Сашка Лин, Правой рукой он прикрывал лицо, левую ладонь просунул справа под мышку. Стоявший в полукруге веснушчатый Федя с размаху грохнул его по левой ладони. Полукруг шевельнулся, выбросил вперед кулаки с поднятым большим пальцем. Костылин молча повернулся и указал на одного, тот молча покачал головой, и Костылин принял прежнюю позу.

— Так можно септическому? ― снова спросил Поль.― Или я не вовремя?

— Странник,― сказал один из сидящих на скамье скучным голосом.― Заходите, странник. Мы здесь все септические.

Поль вошел. Человек со скучным голосом произнес в пространство:

— Крестьяне, я предлагаю просмотреть анализы еще раз. Может быть, белка все–таки мало.

— Белка даже больше, чем мы рассчитывали,― сказал кто–то из игравших в странную игру.

Воцарилось гнетущее молчание, только ухали удары и кто– нибудь произносил время от времени: «Врешь, не угадал».

«Эге! ― подумал Поль.― А плохи дела у хирургической лаборатории».

Костылин вдруг растолкал играющих и вышел на середину комнаты.

— Предложение,― объявил он бодро. (Все повернулись к нему, даже сидевшие над записями.) ― Пойдемте купаться.

— Пойдемте,― решительно сказал человек со скучным голосом.― Надо начинать думать сначала.

Больше на предложение не откликнулся никто. Хирурги разбрелись по комнате и снова замолчали.

Костылин подошел к Полю и обнял его за плечи.

— Пойдем, Полли,― сказал он грустно.― Пойдем, мальчик. Не будем огорчаться, верно?

— Ну конечно, Лин! ― сказал Поль.― Не получается сегодня ― получится послезавтра.

Они вышли на солнечную улицу.

― Ты не стесняйся, Лин,― сказал Поль.― Не стесняйся, поплачь мне в жилетку. Не стесняйся.

На Планете было около ста тысяч скотоводческих ферм. Были фермы, разводившие коров, были фермы, разводившие свиней, были фермы, разводившие слонов, антилоп, коз, лам, овец. В среднем течении Нила работали две фермы, где пытались разводить гиппопотамов.

На Планете было около двухсот тысяч зерновых ферм. Там выращивали рожь, пшеницу, кукурузу, гречу, просо, маис, рис, гаолян. Были фермы специализированные, как ферма «Волга–Единорог», и широкого профиля. Все вместе они составляли основу изобилия ― гигантский, предельно автоматизированный комбинат, производящий продукты питания,― все, начиная от свинины и картофеля и кончая устрицами и манго. Никакие стихийные бедствия, никакие катастрофы не грозили теперь Планете недородом и голодом. Раз и навсегда установившаяся система изобильного производства поддерживалась совершенно автоматически и развивалась столь стремительно, что приходилось принимать специальные меры против перепроизводства. Проблема питания перестала существовать так же, как никогда не существовала проблема дыхания.

К вечеру Поль уже имел представление, хотя и самое общее, о том, чем заняты скотоводы. Ферма «Волга» была одной из нескольких тысяч скотоводческих ферм умеренного пояса Планеты. Судя по всему, здесь можно было заниматься практической генетикой, эмбриомеханической ветеринарией, продовольственным рядом экономической статистики, зоопсихологией и агрологической кибернетикой. Поль встретил здесь также одного почвоведа, который явно бездельничал: пил парное молоко, ухаживал напропалую за хорошенькой зоопсихологичкой и все звал ее на болота Амазонки, где еще есть чем заняться уважающему себя почвоведу.

В стаде «Волга–Единорог» было около шестидесяти тысяч голов. Полю очень понравилась полная автономность стада ― с утра и до утра всех коров вместе и каждую в отдельности обслуживали исключительно киберы и ветавтоматы. Стадо же, в свою очередь, с утра и до утра обслуживало перерабатывающий комбинат Линии Доставки, с одной стороны, и непрерывно растущие научные потребности скотоводов ― с другой. Например, можно было связаться с диспетчерской и потребовать у дежурного пастуха корову семисот двадцати двух дней от роду, такой–то масти и с такими–то параметрами, ведущую род от племенного быка Миколая 2–го. Через полчаса названное животное в сопровождении заляпанного навозом кибера будет ждать вас в приемном боксе, скажем, генетической лаборатории.

Кстати, именно лаборатория генетики занималась самыми сумасшедшими экспериментами и служила постоянным источником некоторых трений между фермой и перерабатывающим комбинатом ― работники комбината, скромные и свирепые стражи мировой гастрономии, приходили в неистовство, обнаруживая в очередной партии коров чудовищную скотину, по виду и, главное, по вкусу больше всего напоминающую тихоокеанского краба. На ферму немедленно прибывал представитель комбината. Он сразу же шел в лабораторию генетики и требовал «автора этой неаппетитной шутки». В качестве авторов неизменно откликались все сто восемьдесят сотрудников лаборатории генетики (не считая школьников–практикантов). Представитель комбината сдержанно напоминал, что ферма и комбинат предназначены для бесперебойного снабжения Линии Доставки говядиной во всех видах, а не лягушечьими лапками и не консервированными медузами. Сто восемьдесят прогрессивно настроенных генетиков в один голос возражали против такого узкого подхода к проблеме снабжения. Им, генетикам, кажется странным, что такой опытный и знающий работник, как имярек, придерживается столь консервативных взглядов и не придает никакого значения рекламе, которая, как известно, для того и существует, чтобы изменять и совершенствовать вкусы населения. Представитель комбината напоминал, что ни один новый пищевой продукт не может быть запущен в распределительную сеть без апробации Академии Здравоохранения. (Выкрики из толпы генетиков: «Консерваторы от пищеварения!», «Общество друзей аппендикса!») Представитель комбината разводил руками и всем своим видом показывал, что ничем не может помочь. Выкрики переходили в глухое ворчание и вскоре замолкали: авторитет Академии Здравоохранения был громаден. Затем представителя комбината вели по лабораториям, чтобы показать «кое–что новенькое». Представитель комбината бледнел, отшатывался и требовал клятвы, что «все это» совершенно несъедобно. В ответ ему давали на дегустацию мясо, которое не требовало специй, мясо, которое не нужно было солить, мясо, которое таяло во рту, как мороженое, спецмясо для космонавтов и ядерных техников, спецмясо для будущих матерей и даже мясо, которое можно было есть сырым. Представитель комбината дегустировал, восхищенно кричал: «Вот это хорошо! Вот это славно!» ― и требовал клятвы, что «все это» выйдет из области эксперимента уже в следующем году. Совершенно успокоившись, он прощался и уезжал, а через месяц все начиналось сначала.