Владимир Серебряков - Серебро и свинец Страница 37

– Из-за Восточного окияна? – переспросил староста, не решаясь утереть со лба выступивший от облегчения пот. – Далекенько же вас занесло, почтенные коуны.

Лева перевел и это. Теперь пот пробил уже Кобзева. Ему как-то не пришло в голову, что отсутствие портовых городов – да и портов, – на обследованном участке близкого побережья не означает, что местные жители плохо знакомы с географией.

– Товарищ Шойфет, – вполголоса потребовал он, – как-нибудь так выспросите у него, часто ли сюда варяжские гости наведываются, чтобы подозрений не вызвать.

– Коун… а как величать вас, коун? – поинтересовался Лева, чтобы потянуть время.

– Тоуром меня кличут, – степенно ответил староста. – Тоур ит-Таннакс, староста здешний. Только коуном меня не зовите, почтенный, а то уж больно смешно. Оннат Тоур я был, есть, да и помру, видать.

В тонкости эвейнского этикета Лева посвящен не был, а потому покорно принял совет.

– Так… оннат Тоур, неужто к вам часто гости заморские наведываются?

– То-то и оно, что нечасто, – ответил староста. – Последние, почитай, лет… тридцать, а то и поболе, тому обратно были. А тож что вам? Края у нас малолюдные, торговли мало, сами знаете небось, не мне вам рассказывать. Разве редкости какие… Оно, конечно, если б торговлишку какую наладить постоянно, с теми же Бешеными островами, то и пристань в устье Драконьей срубить можно было б, и караваны направить. Да вам, безвластным, куда наладить? Почитай, вождь очередной сменился, вот и послал вас, горемычных, через море-окиян, верно я говорю, коун толмач?

Лева перешептал всю тираду на ухо Кобзеву – в меру своего разумения, конечно, потому что половину деревенских словечек старосты он понял только по контексту или не понял вовсе.

– Мы… – заговорил майор через Леву, – не безвластные. Мы посланники великой державы. Мы хотим наладить… взаимно выгодную торговлю. Как вы говорите, постоянно.

Староста усмехнулся несколько покровительственно.

– Как ни сколотит себе очередной вождь банду, так в ровню великому Эвейну метит, – проговорил он обыденным голосом. – Навидался я таких…

– Мы – большая страна, – доказывал Кобзев. – У нас большое войско. У нас все жители сыты и грамотны. Мы богаты. Сейчас мы пришли не с товаром для торговли, а с… дарами. Чтобы эвейнцы прониклись к нам добросердечием и увидали, что мы не… не…

На этом месте Лева сбился. Кобзев сказал «не второстепенная держава», но строй эвейнского языка не позволял употребить эти слова в одной фразе. Держава была Эвейном, а Эвейн был Державой – единственной, с большой буквы. Одно это могло бы навести майора на разнообразные невеселые мысли, если бы Лева сообразил ему об этом сообщить.

– …Не дикари, – закончил Лева фразу.

Староста подозрительно покосился на БТРы, Кобзев, не оборачиваясь, махнул рукой, и по его сигналу солдаты принялись выгружать из машин и вываливать на расстеленные тут же, на площади, полотнища брезента ящики со сгущенкой. Старлей бросил что-то полушепотом сержанту Беловскому, и тот поднес Кобзеву ложку и вскрытую банку. Гэбист демонстративно запустил ложку в густую желтоватую массу и отправил себе в рот большой ком, моля бога и партию, чтобы только не поперхнуться. Из всех сладостей он признавал только шоколад, понимая, что это дичайшее барство, но будучи не в силах себя перебороть. Но он слышал где-то, что примитивные народы, как правило, готовы поглощать сладкое в любых количествах, точно дети.

Староста Тоур подозрительно глянул на предложенную ему банку, осторожно понюхал содержимое и проговорил что-то на своем зубодробительном языке, на слух Кобзева напоминавшем немецкий.

– О чем это он? – поинтересовался гэбист, сообразив, что Лева почему-то оставил реплику без перевода.

– Я не совсем уловил… – пробормотал переводчик, заливаясь предательской краской, и, натолкнувшись на бешеный взгляд Кобзева, добавил: – Он спрашивает, не отравим ли мы его этими… соплями.

Обри Норденскольд постарался сделаться как можно незаметнее. Особых успехов он не добился – трудно остаться незамеченным, когда в штабной палатке, кроме тебя, находятся всего трое. Кроме того, он и сам понимал, что волнуется, в сущности, зря. Адъютантская должность наделяла его замечательной безответственностью. За приказы, переданные Обри, отвечать будет адмирал, а верней сказать – исполнители этих приказов, на которых Дженнистон не преминет взвалить всю вину. Так что тревожиться нечего.

Но всякий раз, когда взгляд его падал на белое, постаревшее в десять минут на десять лет лицо подполковника Макроуэна, командовавшего сборным отрядом морской пехоты, Обри снова передергивало.

Человек в штатском прохаживался по палатке, слегка сгорбившись. Он слегка напоминал школьного учителя, распекающего оставленных после урока лоботрясов. Особую нелепость этой сцене придавало еще и то, что Обри так и не узнал имени этого человека, имевшего право и возможность самого адмирала Дженнистона продраить с песочком.

– Я не стану говорить, – почти шепотом вещал человек в штатском, – о принципах гуманности и правилах ведения боевых действий. Мне начинает казаться, что столь абстрактные материи находятся за пределами понимания здесь присутствующих.

В отношении Обри тип в штатском ошибался, но майор менее всего желал обращать на это его внимание.

– Я не стану говорить даже о том, что из-за этого непростительного случая поставлена под угрозу сама возможность мирного договора с местными жителями, – продолжал тип. – А между тем вся наша стратегия строилась именно на том, что мы сможем опереться на них, блокируя точки перехода с этой стороны. Из-за вашего, адмирал, попустительства может случиться так, что тысячу триста миль до ближайшей русской точки нам придется проходить с боями и тратить жизни американских солдат там, где мы могли бы откупиться несколькими нитками бус.

Но я стану и буду говорить о том, что ваши солдаты не выполнили прямой приказ, адмирал! – Человек в штатском хлопнул ладонью по походному столу с такой силой, что тот заходил ходуном. – Что вы можете на это ответить?

Обри решил, что у адмирала опять начнется припадок – в последние дни это происходило не реже пяти раз в день, в результате чего осуществление проекта «Уризен» фактически перешло под контроль майора Норденскольда и подполковника Макроуэна. Но, к его изумлению, этого не случилось.

– Во-первых, мистер, потрудитесь относиться с должным уважением к флоту, – отрезал адмирал. Старик, видимо, решил показать, что порох в пороховницах держит сухим. – Виновные понесли наказание… Понесли, мистер Макроуэн?