Глаза Гейзенберга - Фрэнк Херберт Страница 38

Порядок предполагает закон. Закон представляет собой форму, которая способствует нашему пониманию порядка, позволяя нам предсказывать и иным образом иметь дело с порядком. Однако пойти далее и заявить, что закон требует намерения, – это уже другой вопрос. Подобное утверждение вовсе не следует из факта существования закона. На самом деле, осознание вечности предлагает совсем иную точку зрения. Намерение требует начала: сначала намерение, а потом закон. Сущность вечности заключается в отсутствии начала и конца. Без начала нет намерения, нет вечного мотива. Без конца нет конечной цели, нет суждения. Из этих наблюдений мы постулируем, что грех и вина, продукты намерения, не являются фиксированными производными вечности. Как минимум, такие концепции как грех-вина-суждение требуют начал и посему существуют как сегменты вечности. Подобные концепции являются методами обращения с конечным законом и лишь случайно – с вечными вопросами. Именно отсюда мы понимаем, как ограниченны и как ограничивающи наши проекции на Божественную сущность.

– Аббод Халмирах, «Проблема вечности»

В ночном воздухе висела кусачая прохлада, и Орн порадовался плотному материалу ученической тоги. Бакриш привел его в обширную парковую зону, скрытую в стенах заповедника религий. С деревьев, окутанных густыми тенями, ворковали птицы. Пахло свежескошенной травой.

Поблизости не было никаких искусственных источников света, но Бакриш шел по каменистой тропинке так, будто видел ее, а Орн следовал за смутными очертаниями робы жреца.

Перед ними на фоне звезд вырисовывался силуэт холма. Вверх по холму змеилась цепочка живых огоньков.

Раненая рука Орна еще ныла, но энергетическая пилюля отодвинула усталость на задний план.

Бакриш сказал через плечо:

– Эти огни несут ученики, их сопровождают жрецы. У каждого из учеников в руках двухметровый шест с фонарем на верхушке. Фонарь имеет четыре полупрозрачные стороны, каждая своего цвета, как видишь – красная, синяя, желтая и зеленая.

Орн глядел на огни, мерцающие на темном холме, словно фосфоресцентные насекомые.

– Зачем все это?

– Так они демонстрируют смирение.

– А что значат четыре цвета?

– А-а, красный символизирует посвященную кровь, синий – истину, желтый – богатство религиозного опыта, а зеленый – растущую жизнь.

– Чем они демонстрируют смирение, поднимаясь на холм?

– Тем, что согласились это сделать!

Бакриш прибавил темп и, сойдя с тропы, пошел прямо по лужайке. Орн споткнулся и торопливо бросился догонять. Ему опять пришел в голову вопрос, почему он позволяет себе продолжать испытания. Потому что это может привести его к аббоду? Потому что Стетсон приказал выполнить задание? Потому что он принес клятву КИ? Ни одна из этих причин не казалась рациональной. Он словно оказался в тесной колее, сойти с которой мог бы так же просто, как Бакриш сошел с тропы, оставшейся у них за спиной.

Жрец остановился перед узкими открытыми воротами в каменной стене, и Орн увидел, что в ворота затекает поток безмолвных людей. То и дело кто-нибудь из процессии протягивал руку и брал длинный шест со стойки, расположенной возле ворот. За стеной один за другим оживали огни фонарей. Орн чувствовал запах пота, слышал шорох ног, шуршание одежд. Время от времени раздавалось покашливание, но разговоров не было.

Бакриш взял шест, повернул основание, и в фонаре на верхушке шеста загорелся свет. Фонарь, обращенный красной стороной к процессии в воротах, заскользил багровым отблеском по череде идущих людей – ученик и жрец, ученик и жрец, глаза устремлены в пол, лица серьезные и сосредоточенные.

– Держи. – И Бакриш сунул фонарь в руки Орну.

Шест оказался маслянисто-гладким на ощупь. Орн хотел было спросить, что ему делать – просто нести или… еще что-нибудь, но всеобщее молчание подавляло. Он чувствовал себя неловко с этой штуковиной в руках. Что они вообще тут делали? И чего ждали?

Бакриш взял его под руку и прошептал:

– Шествие скоро закончится. Пристройся в хвосте; я последую за тобой. Неси фонарь высоко.

Из вереницы людей донеслось:

– Ш-ш-ш!

Орн разглядел смутную фигуру в хвосте процессии и зашагал следом. В то же мгновение предвидческий страх высосал из него всю энергию. Он споткнулся и нерешительно замер.

– Не отставай! Не отставай! – прошептал Бакриш.

Орн набрал темп, но по-прежнему ощущал во внутренних органах красноречивую пустоту. Его фонарь отбрасывал на идущего впереди жреца тусклый зеленый свет.

Издалека, от самой головы процессии, послышалось ритмичное бормотание. По мере продвижения по цепочке оно набирало громкость, перекрывая шорох и шелест одежд, заглушая стрекот насекомых в высокой траве, обрамляющей тропу. Это было не слово, а просто звук:

– А-а-ха! А-а-ха!

Дорога сделалась круче, то и дело свивалась кольцом и пересекала сама себя; так они неспешно взбирались на вершину холма – плывущие фонари, смутные фигуры, пение, корни под ногами, камешки, скользкие лужицы, холодный воздух.

Бакриш шепнул Орну в ухо:

– Ты не поёшь!

Смесь тревоги и неловкости подталкивала взбунтоваться.

– Я сегодня не в голосе! – прошептал он в ответ.

«А-а-ха!» Что за бредятина. Хотелось швырнуть фонарь с холма и исчезнуть в ночном мраке.

Шествие и песнопения прекратились так резко, что Орн едва не врезался в жреца, за которым шел. Он пошатнулся, восстановил равновесие и поднял шест повыше, чтобы никого им не ударить. Здесь люди собирались кучками и сворачивали с тропы. Следуя за остальными, Орн стал пробираться через полосу низкого кустарника. За нею обнаружился неглубокий амфитеатр, в центре которого стояла каменная ступа высотой примерно в два человеческих роста. Жрецы начали отделяться от учеников, а те образовали полукруг, спускающийся к ступе. Свет их фонарей ложился на камни разноцветными бликами.

Куда делся Бакриш? Орн повертел головой и понял, что его уже нет поблизости. И что теперь делать? Как должна выглядеть эта демонстрация смирения?

Из-за ступы вышел бородатый жрец и встал перед нею. Он был одет в черную робу и красную треугольную шляпу; глаза блестели в свете огней. Ученики смолкли.

Орн, стоявший во внешнем кольце, размышлял о том, как все это может быть связано с его инициацией. Что они будут делать?

Жрец в красной шляпе широко раскинул руки, потом опустил их и заговорил звучным басом:

– Вы стоите перед алтарем Чистоты и Закона, неотделимых от всякой истинной веры. Чистота и Закон! Вот ключ к Великой тайне, ведущей в рай.

Орн ощутил напряжение своего предчувствия, а следом – мощный подъем пси-энергии. Эта пси почему-то казалась иной, чем та, с которой он сталкивался раньше. Она стучала, будто метроном, в такт голосу бородатого жреца, раздуваясь и усиливаясь по мере того, как его речь становилась все более горячей.

Орн сосредоточился на словах:

– …бессмертная благость и чистота всех великих пророков! Дыхание