Грег Иган - Отчаяние Страница 38

– Перед вами восемь человек, но если вы дождетесь своей очереди, то не пожалеете.

– Сомневаюсь. Что бы там у вас ни было, моя страховка это не покрывает.

– В Безгосударстве ваша страховка не покрывает и трамвайную поездку.

Молодой человек в цветастых шортах натягивал акваланг, который сняла женщина. Я представился; он нервничал, но говорить не отказался. Выяснилось, что его зовут Кумар Раджендра, он индийско-фиджийский гражданский инженер, в Безгосударстве меньше недели. Я вынул из бумажника карманную камеру и объяснил, чего хочу. Раджендра оглядел собравшихся у колодца, словно соображая, надо ли спрашивать разрешения; потом согласился взять камеру с собой. Закрепляя камеру на маске (вышло похоже на теменной глаз), я заметил на прозрачном пластике тонкий меловой налет.

Пожилая женщина в гидрокостюме проверила, правильно ли надет акваланг, потом объяснила Раджендре, как вести себя в аварийных случаях. Он слушал внимательно. Я отошел и проверил, как принимает ноутпад. Камера передает ультразвуковые, радио– и инфракрасные волны, а на случай, если ни один сигнал не пройдет, у нее есть сорокаминутная память.

Подошел Манро; он так и кипел гневом.

– Вы рехнулись. Это не одно и то же. Зачем записывать чужое погружение, если можно спуститься самому?

Нет, это судьба. Даже в Безгосударстве кто-то хочет, чтобы я заткнулся и делал что говорят. Я сказал:

– Может, еще и спущусь. Так я хотя бы увижу, куда полезу. И потом… я ведь просто турист? Так что вряд ли я смогу получить достоверные впечатления от церемонии для новоприбывших.

Манро закатил глаза.

– Достоверные?! Решите, что вы снимаете: эйнштейновскую конференцию или «Обряд инициации в Безгосударстве»?

– Поживем – увидим. Если я сделаю две программы за те же деньги, тем лучше.

Раджендра взобрался на край колодца, ухватился за трос и спрыгнул на платформу; она опасно закачалась, он с трудом нашел точку равновесия. Ветер раздул его шорты, смешно поднял волосы; впрочем, смеяться не хотелось, голова кружилась даже у меня: он походил на десантника без парашюта или на безумца, балансирующего на крыле самолета. Наконец он пристегнул страховочный конец, но впечатление свободного падения осталось.

Меня удивило, что Манро придает такое значение довольно обычной проверке на храбрость или инициации через испытание. Даже если никто никого не заставляет, даже если опасность минимальна… Где же их хваленый радикальный нонконформизм?

Кто-то начал разматывать лебедку. Друзья Раджендры, перегнувшись через край колодца, хлопали его по плечам, подбадривали; он нервно улыбнулся и пропал из виду. Я протиснулся к шахте и свесился вниз, держа в руке ноутпад, чтобы обеспечить прямую связь. Сорокаминутной памяти, скорее всего, хватит с избытком, но слишком велик был соблазн увидеть все в реальном времени. Я оказался не одинок; люди толкались, стараясь заглянуть в экран.

Манро крикнул из-за спин:

– Как насчет достоверности? Вы понимаете, что теперь для них все иначе?

– Для ныряльщика – нет.

– Ладно, это – главное. Запечатлеть последний отблеск подлинности, прежде чем разрушить ее навсегда. Вы – этновандал, – Он добавил, наполовину всерьез: – Впрочем, вы ошибаетесь. Для ныряльщика тоже все иначе.

Шахта была метра два шириной, грубо цилиндрическая, с гладкими стенами – слишком ровными для природной, но слишком шероховатыми для искусственной. Морфогенез в Безгосударстве очень сложен, я не стал подробно в нем разбираться, но знал, что человеческое вмешательство требуется довольно часто. Однако, как бы ни образовалась шахта: сама собой на пересечении неких химических барьеров, потому что литофильные бактерии уловили намек и переключились на нужные гены, или им объяснили более настойчиво, высыпав на поверхность ведро с затравкой, – это лучше, чем месяц-другой сверлить берег алмазными коронками.

Я следил за лучами света от фонаря: два расходящихся конуса скользили по серовато-серому бугристому камню. Здесь первичная коралловая структура просматривалась четче, попадались окаменелые рыбьи скелеты, и снова мне стало не по себе при мысли о спрессованной временной шкале. Мы привыкли, что горные пласты накапливаются миллионами лет, и мне приходилось все время себе напоминать: в любую минуту в кадр может попасть пластиковая бутылка или автомобильная покрышка. Ко времени образования Безгосударства их уже не выпускали, но волны вполне могли принести.

Декоративные минералы-примеси постепенно исчезли – понятно, нет смысла добавлять их в породу, скрытую на глубине, где никто ее не увидит. Раджендра задышал чаще и поглядел вверх; некоторые зрители закричали и замахали руками, их силуэты на ярком солнечном свету казались совсем тонкими. Раджендра глянул в сторону, потом прямо вниз; сетка, на которой он стоял, не мешала смотреть, но ни солнце, ни луч фонаря не проникали вглубь. Похоже, он успокоился. Я думал было попросить его, чтобы он наговаривал комментарий, но теперь порадовался, что не стал, слишком это было бы тяжело.

Стены шахты стали заметно влажными; Раджендра протянул руку и провел пальцами по белесой пленке. Вода и растворенные вещества проникают во все части острова (даже в центральные, хотя здесь плотный сухой слой толще всего). Пусть известняк здесь никогда не будут добывать; даже то, что шахта не «заросла», а значит, участок сознательно запрограммирован от регенерации, – не имеет значения. Литофильные бактерии по-прежнему незаменимы; материнская порода должна оставаться живой.

На стенах начали появляться пузырьки, чем дальше, тем больше. За пределами гайота Безгосударство ничто не поддерживает; плотный известняковый козырек длиной в сорок километров, даже укрепленный биополимером, обвалился бы в две секунды. Гайот играет роль якоря и даже принимает на себя часть нагрузки, однако большая часть острова находится на плаву. Безгосударство на три четверти состоит из воздуха: его «материк» – тонкая минерализованная пена, легче воды.

Воздух в пене находится под давлением вышележащих пород, а ниже уровня моря – окружающей воды. Он постоянно просачивается в атмосферу; воздушная струя из колодца – это объединенный поток с сотен квадратных метров, но то же, хоть и в меньшем масштабе, происходит повсюду.

Если Безгосударство не сдувается, как поврежденное легкое, не тонет, как размокшая губка, то лишь благодаря литофилам. Многие природные микроорганизмы выделяют газ, но, по большей части, такой, какой лучше не скапливать у себя под ногами, – метан или сероводород. Литофилы поглощают воду и углекислый газ (главным образом, растворенный), производят углеводороды и кислород (главным образом, нерастворенный), а поскольку углеводороды эти в основном «кислород-дефицитные» (вроде дезоксирибозы), то кислорода выпускается больше, чем вбирается углекислого газа, и давление еще возрастает.